Плосколобый повернулся к охранникам, но отпустить свою жертву и не подумал – кожа на плече Далилы побелела под его пальцами. Лицо девушки скривилось от боли.

– Что протявкал этот пес?!

Одноухий шагнул в сторону Пулия.

– Ты иди, делай дело свое, – от одного только взгляда колючих глаз бандита из-под нахмуренных бровей жутко захотелось по нужде, – а я прослежу, чтобы собака знала, когда голос подавать.

Бандит с красным веком осклабился, обнажив кривой ряд зубов с прорехами, и принялся отцеплять Далилу от кольца.

– Оставь девушку или пожалеешь, – отступать было поздно, хоть от страха и выступила испарина.

Одноухий ухватил Пулия за край потрепанной туники.

– Мне уже тебя жаль, – процедил он и замахнулся, чтобы как следует врезать.

– А когда я расскажу Гнуту о вашем небольшом предприятии, станет жаль себя! – успел выпалить Пулий и зажмурился.

Он слышал громкое сопение разбойника, а его кислое дыхание обдавало жаром. Но удара не следовало.

Пулий осторожно приоткрыл глаз.

Кулак бандита застыл в воздухе. Желваки Одноухого надулись и ходили ходуном так, будто он пытался деревяшку перегрызть.

Медленно длань, держащая его за одежду, разжалась. Пулий выдохнул.

– Уфф! – кулак врезался ему в живот, заставив согнуться пополам.

– Забирай свои деньги и проваливай, – проскрежетал искаженный злобой голос Одноухого.

– Но… – заговорил Плосколобый.

– Проваливай, я сказал! – от второго удара Пулий упал и теперь мог лишь кряхтеть, пожирая пыль.

Он услышал поток отборной брани и звук удаляющихся шагов.

– Не позволишь же ты этому сучонку… – послышался голос Толстяка.

– О, нет, – Одноухий произнес последние слова не только со злобой, но и с коварством. И это пугало гораздо сильней. Не стоило набиваться в герои.

Крепкая рука ухватила его за волосы и вздернула в полусидячее положение. Пулий охнул, все еще не в состоянии нормально дышать после удара в брюхо.

– Ублюдок, – выдавил Одноухий, доставая свой нож.

Сердце замерло.

– Не собираешься же ты его просто прирезать, – голос Толстяка, казалось, дрогнул, – Гнут с тебя шкуру спустит…

– Не спустит, – Пулий снова зажмурился. Сердце заплясало бешеную пляску.

«Да простят меня все те, кого обидел я намеренно или случайно, да искупятся мне мои прегрешения, а память обо мне останется светлой…», – слова молитвы неожиданно всплыли в памяти, и он не мог понять, рад им или нет.

Но сталь лишь аккуратно скользнула между связанными руками и тяжесть пут исчезла. Пулий открыл глаза и не поверил увиденному. Руки свободны! Толстяк таращился так, что его лицо стало похожим на вареную репу. Но Одноухий был больше похож на приготовившегося ужалить скорпиона.

– Надо же, – он повернулся к напарнику, – этот попытался бежать. И где только подлец нож раздобыл?!

А затем уставился прямо в глаза Пулию и вместе с ним смотрела Смерть:

– Беги, – прошипел он.

И Пулий побежал.

Бежать!

Но куда? Кругом палатки. Темнеет. Где край лагеря – одному демону известно.

– Держи беглеца! – крик Одноухого сделал все эти вопросы совсем не важными.

Бежать!

Каждый день в любую погоду, а точнее сказать – непогоду, на протяжении первых шести месяцев службы, Пулия, в числе других новобранцев легиона, заставляли преодолевать по сотне стадий северных лесов и болот. Тогда он люто ненавидел своего центуриона, которому редко хватало одной охапки розог. Ненавидел каждый миг этой пытки, называемой маршем. Ненавидел свои тяжеленые доспехи и меч, который постоянно натирал бедро. Ненавидел сослуживцев, которые также пыхтели и обливались потом рядом с ним.

Сейчас он не отказался бы и от веса доспехов и от меча в руке. Безумно скучал по своим сослуживцам, а благодарность озлобленному центуриону не знала границ – лишь благодаря его урокам он до сих пор дышал.

Пулий споткнулся о веревку держащую шатер. Устоял. Перепрыгнул дымящийся костерок, нырнул под рукой высокого разбойника, поймал десяток удивленных взглядов и помчался дальше. Он несся, не оборачиваясь и не смотря по сторонам. Свернул с одной улицы лагеря на другую – уже предыдущей.

Еще одна кучка бандитов вскочила на ноги, но Пулий оказался быстрее.

Бежать!

Он снова свернул.

На этот раз неудачно. Все, что Пулий успел сделать – это выставить плечо. Бандит успел и того меньше – лишь выпучить удивленно глаза.

Должно быть, боги, что правят в этих краях, те еще весельчаки. Человеком, которого сбил Пулий и рядом с которым теперь валялся в пыли, оказался Сиплый. А вскоре подоспели преследователи – Одноухий и дюжина других разбойников, которые не придумали лучшего развлечения на этот вечер, чем гоняться за беглым рабом.

Одноухий хрипел. Видимо, его не учил бегать центурион с розгами. Бандит сплюнул и вытер рот. В кулаке блеснул клинок. Пулий попятился.

– Эй, что тебе нужно от моего раба? – между ним и Одноухим встала жилистая фигура Сиплого.

Одноухий осклабился.

– Ублюдок пытался бежать.

Сиплый бросил косой взгляд через плечо на Пулия и невзначай засунул большие пальцы обеих рук за пояс, поближе к рукояти собственного кинжала.

– Ну сейчас, я смотрю, все в порядке.

– Хрена с два! – Одноухий перехватил нож, – вот выпущу ему кишки, тогда будет.

Клинок появился и в кулаке Сиплого.

Одноухий отхаркнул и плюнул в защитника Пулия.

Не попал, но Сиплый правильно истолковал намек. Бандит зарычал, в его исполнении это было больше похоже на шипение гадюки, и бросился на обидчика. Мужчины покатились по земле, пиная и колошматя друг друга, а заодно – пытаясь достать ножами. Остальные разбойники разделились на две половины и принялись подбадривать дерущихся.

– Давай, бей по ребрам!

– Следи за ножом!

– Осторожно! Коленом его!

– Так!

И тут Пулий понял, что никто не смотрит на него. Все глаза поблизости были устремлены на сыпящий ругательствами и проклятиями комок из двух мужских тел.

Пулий медленно сделал шаг назад.

Еще шаг. Он затаил дыхание.

– Хороший бой, – рядом раздался тихий и приятный голос.

Пулий едва не подпрыгнул, а говоривший положил руку ему на плечо.

– На кого ставишь, легионер? – спросил Гнут.

Предводитель разбойников улыбался, будто только что встретил старого приятеля, а не пытавшегося сбежать раба.