Проклятый меч - Филип Гуден

— Я могу посмотреть на него?

Какое-то время сэр Ралф де ла Помрой внимательно разглядывал своего гостя, а потом направился к стоявшему у стены большому сундуку, металлический замок которого смутно мерцал в темноте, отражая затухающий огонь.

— Прекрасная работа, — сказал он.

Клинок находился в своих первоначальных кожаных ножнах, слегка потертых от времени и украшенных лишь небольшими бронзовыми полосками у основания и наконечника. Из ножен торчала рукоять меча с незамысловатым круглым эфесом и крестообразным наконечником, по форме напоминающим две собачьих головы с разинутыми пастями. Он поднял клинок вверх и покачал его, словно взвешивая на ладони. Даже в кожаных ножнах легкий клинок словно жил собственной жизнью. Будто скрытая в нем странная энергия имела собственный источник силы, не зависящий от сжимавших рукоять пальцев.

Сэр Ралф протянул его священнику и отступил назад, все еще снедаемый сомнениями относительно этого странного человека.

Бартоломью из Холсворти был англичанином, и сэр Ралф не мог определить политические пристрастия этого человека. Он всегда весьма терпимо относился к любым властям, но сейчас в лесах, вне досягаемости закона, околачивается такое количество бродяг, что никому нельзя доверять в полной мере. Этот человек жил здесь задолго до норманнского нашествия и, по всей вероятности, знал и любил многих из тех, кто был казнен за последнее время.

У священника даже дыхание перехватило, когда он вынул из потертых ножен сверкающее лезвие меча, покрытое едва заметной гравировкой. Он провел пальцами по выгравированной надписи, и горло перехватило при воспоминании о двух братьях. Часто заморгав, он попытался скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

— Мне знаком этот меч.

Клинок делали долго. Кузнец Брэн начал ковать его лет за двадцать до норманнского вторжения и с тех пор считал своим самым выдающимся достижением.

Светловолосый, коренастый, с глазами цвета созревшей пшеницы в летний полдень, Брэн вложил в него всю трагическую историю своих родителей. Во времена беспокойного и жестокого правления Гартакнута, сына Кнута, который правил королевством как своей вотчиной, его мать жестоко обесчестили вторгшиеся в страну викинги. Король пытался противостоять искушенным в морском деле разбойникам и даже приступил к строительству многочисленных кораблей, но когда народ возмутился непомерными, совершенно невыносимыми налогами, Гартакнут отправился подавлять сопротивление со своими преданными дружинниками. Одним из них был и отец Брэна.

Мать по-своему любила Брэна, но после того, что викинги сделали с ее семьей, истребив всех мужчин рода, испытывала к норманнам лишь отвращение, а человек, обесчестивший ее рядом с телом замученного до смерти отца, стал главным источником мук в истерзанной безмерными страданиями душе.

Именно из-за своего незаконного рождения он решил стать кузнецом. Просто не мог работать в поле с людьми, считавшими его бастардом и ублюдком. Это было невыносимо. И он избрал уединенную, но такую нужную работу оружейного мастера.

Разумеется, Брэн не жаловался на жизнь. Он женился на своей дорогой Гите — темноволосой, стройной и очень одинокой женщине, которую заботило не его происхождение, а доброта и любовь к детям. Он часто думал, что далеко не каждый мужчина столь счастлив в браке, как он. Прекрасная жена и двое сыновей: один светловолосый, как и все люди Гартакнута, а другой больше похожий на смуглых и темноволосых предков Гиты. Любопытно, как сыновья в его семье унаследовали совершенно разные признаки своих предков.

Хватит витать в облаках! Железо и сталь должны быть достаточно раскалены, и сейчас его опытный взгляд подсказывал, что температура достигла нужного уровня. Значит, можно приступать к длительному, многократно повторяющемуся процессу ковки раскаленного металла.

Когда первый этап был завершен, он оставил заготовку на несколько дней, считая эту работу сходной с изготовлением хорошего сидра. Хороший сидр становится лучше, если ему позволяют дойти до кондиции, то есть созреть естественным образом. Так и его меч только окрепнет со временем, а значит, ни в коем случае нельзя торопить процесс созревания.

Брэн вернулся к мечу лишь через пару недель и пристально осмотрел заготовку, скрупулезно оценивая каждую вмятину. Затем вытер его краем кожаного фартука, снова обследовал матовую поверхность металла и только после этого сунул в раскаленную печь. Но не весь клинок, сначала острие, а потом — медленно — оставшуюся часть. После этого он снова ковал его огромным молотом, постепенно удлиняя и делая более плоским. На следующий день Брэн продолжил свою работу, нагревая металл до состояния сверкающего бриллианта.

В создании этого чудесного меча было много этапов, и каждый проводился с максимальным тщанием, сопровождаясь криками и проклятиями оружейного мастера, когда температура слишком повышалась и металл перегревался. В этом случае оружейник вел себя особенно осторожно, прекрасно понимая, при каких условиях клинок мог получиться достаточно гибким и вместе с тем необыкновенно прочным.

Наконец лезвие меча было готово. Мастеру понадобилось еще полторы недели, чтобы выровнять и отшлифовать грубую заготовку с помощью большого каменного круга. Пока его старший сын Дадда в поте лица трудился над рукоятью клинка, оружейник аккуратно полировал и оттачивал лезвие на круглом точильном камне, устраняя шероховатости и придавая ему совершенную форму. После этого оба перешли к другому, более тонкому точилу, продолжая шлифовать поверхность. Старый мастер хмурился, наблюдая, как темновато-серый металл постепенно обретает характерный для прочной стали серебристый оттенок. В конце концов он положил покрытый царапинами клинок на рабочий стол, чтобы довести его до нужного состояния специальными инструментами, а второй сын, светловолосый Брэда, сидел в дальнем углу мастерской, увлеченно играя мелкими кусками металлических отходов.

Когда все было закончено, старый мастер уселся на стул с большой кружкой эля в руке и с нескрываемой гордостью устремил взор на сверкающее лезвие прекрасного клинка.

— Если этот меч окажется в руках хорошего воина, он станет непобедимым, — сказал оружейник, обращаясь к сыновьям. — Ни один враг, посмевший вторгнуться на нашу землю, не устоит перед ним. Воин, поднявший его на защиту своей страны, одолеет любого противника!

Однако когда началось вторжение чужеземцев, Брэн уже давно отошел в мир иной.

Стоя на палубе, Ролло видел, какая непомерная, рычащая и пенящаяся тяжесть воды накрыла головы находившихся перед ним людей. Он едва успел ухватиться обеими руками за мачту, когда серо-зеленая волна нахлынула на него всей своей мощью, угрожая смести за борт как крохотную песчинку.

Ролло Фитцролло, бретонский стольник короля Эдуарда, крепко сжал зубы, глядя на своих людей, сгорбившихся над веслами. Он не должен показывать им свою слабость, особенно здесь и теперь, на этом судне, под устремленными на него полными надежды взглядами. Если они заметят беспокойство в его глазах, начнется паника. Уже сейчас некоторые украдкой поглядывали на него, натужно преодолевая сопротивление огромных волн.