Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, — кивнула Катя, не заметив его ухода, потому что в этот момент Энрике навеки прощался со своей Адель…
Ах, если бы можно было перенестись за океан в теплую страну, где все пьют кофе и носят широкополые шляпы…
Все-таки Катя в свои девятнадцать была еще совсем ребенком, и ей очень хотелось быть счастливой и беззаботной. Ей хотелось смеяться, танцевать, носить красивые наряды… Хотелось, чтобы поклонники толпами склонялись пред нею ниц, а самое главное, чтобы прекрасный принц в образе Димочки умчал ее с собой за тридевять земель…
В конце серии Энрике преподнес Адель огромный букет роз, и они нежно поцеловались…
И Кате вдруг до слез захотелось такой же букет. И такую же шляпу. И чтобы рядом был Дима. И чтобы стол ломился от яств, и был полный дом гостей и много подарков…
Раньше в день рождения она всегда просыпалась чуть свет, зная, что родители поутру подсунут ей под подушку подарок. Катя долго караулила, чтоб не прозевать этот момент, а потом все-таки засыпала…
Ее будил уже громкий мамин голос:
— А где тут наша новорожденная?
И Катя, не раскрывая глаз, засовывала руку под подушку и находила там именно то, о чем в тот момент мечтала…
В предпоследний раз это был сверток с шубкой. Он лежал рядом с подушкой… А в последний на ее подушке крепко спал Димка — и это было самым лучшим подарком.
День уже клонился к вечеру, стало смеркаться, когда Катя вдруг решила, что все-таки следует устроить праздник.
Надо нарядиться, купить торт, приготовить что-нибудь особенное… Ведь это ее день, вот и надо сделать себе приятное.
Она раскрыла шкаф и принялась придирчиво перебирать вещи.
Старые школьные платьица стали уже тесноваты, да и особо нарядными никогда не были. Джинсы и свитер она носила постоянно — это не праздничный наряд… Оставались лишь те вещи, что дарил ей Кирилл.
Белоснежные блузы… Белые юбки… длинные белые платья… Катя тронула их и отдернула руку, словно ошпарилась.
Сразу вспомнилось, как она стояла в этом платье вместо иконы, а потом Кирилл отвел ее в заднюю комнату и уложил на стол рядом с жареным поросенком…
Бр-р… Пятно от брусничного желе давно вывели послушницы, а до сих пор кажется, что оно здесь…
И вся эта одежда словно покрыта пятнами… как струпьями проказы…
Нет, она никогда в жизни, ни за что больше не наденет белое!
Катя принялась срывать белые одежды с плечиков и швырять на диван. Ого! Скоро выросла внушительная гора… Ну что ж, она знает, что надо с ней делать…
…Внизу был магазинчик бытовой химии. Катя сбегала туда и купила несколько пакетов черной краски для тканей.
В хозяйстве у Федора нашелся большой бак. Катя загрузила в него все белое и высыпала краску. Поставив бак на огонь, она методично помешивала в нем вместо палки поварешкой, словно варила черное колдовское зелье…
Тонкая белоснежная ткань съежилась, покрылась неровными подтеками. Красивые дорогие вещи стали выглядеть жалкими и убогими. Но Катя продолжала кипятить их, заталкивая обратно пузырящиеся, выползающие из бака подолы, словно безжалостно пресекала их попытку к бегству.
Потом с натугой отнесла бак в ванную, промыла белье холодной водой, крепко отжала и развесила на натянутых над ванной лесках.
Вот теперь хорошо… так им и надо! Получили, беленькие?!
Ткань потеряла фактуру от долгого кипячения, свитера вытянулись, юбки перекосились, у тонкой блузки оплавился воротничок…
Ничего! Так даже лучше! Теперь вещи походили на старушечьи, которые долго носило не одно поколение донельзя неряшливых людей.
Катя отступила на шаг и с мстительным удовольствием полюбовалась на дело рук своих.
Ха! Платья свешивали вниз рукава, напоминая огромных ворон. Много-много черных зловещих птиц расселось на натянутых лесках, целая стая. Они хищно всплескивали крыльями и высматривали добычу…
Пока Катя возилась с покраской, совсем стемнело. С минуты на минуту должен вернуться Федор, а она еще даже не начинала готовить ужин… А ведь хотелось чего-то необычного…
Катя открыла шкаф и посмотрела, что имеется в наличии. Да почти ничего… Ни масла, ни дрожжей, ни сгущенки… Правда, есть мука и одно яйцо, но что можно испечь из такого скудного ассортимента?
Но размышлять было уже некогда. Она на скорую руку замесила пресное тесто, раскатала лепешку и сунула в духовку.
Где-то у Федора был спирт… Она точно помнит, что он приносил из лаборатории… Слава Богу, мензурка нашлась на верхней полке подвесного шкафчика. Надо разбавить спирт водой и развести с вареньем, получится сладкий крепкий ликер…
Ох! Уже и звонок! А переодеться не успела… И волосы разлохматились, пока полоскала белье… Ну и видок… Ужас! Пожалуй, не стоит говорить ему, что у нее нынче день рождения…
Пресная лепешка уже зарумянилась в духовке, но снизу, как назло, оказалась пригоревшей. Катя второпях забыла смазать противень маслом.
— У нас на ужин пироги? — обрадовался Федор.
— Почти… — потупилась Катя. — Ничего другого я не успела… — и разломила лепешку напополам: себе и ему.
— Мы что-то празднуем? — поинтересовался Федор, заметив на столе графинчик с подкрашенным спиртом.
— Да нет… просто захотелось выпить… — пробормотала Катя. — А что, нельзя? Ты против?
— Нет, что ты! Я с удовольствием… — Он плеснул понемногу в рюмки. — За тебя.
— Не надо! — вдруг запротестовала Катя. — Нет! Просто давай выпьем молча. Ни за что.
Ей показалось, что если начнут произноситься тосты, то это убожество станет настоящим днем рождения, и получится, что лучшей участи она не заслужила…
И тогда весь год станет похож на эту полупропеченную лепешку и суррогатный ликер.
Вот и настоящее лето пришло. Жара. Духота. А Катя даже не заметила, как это произошло. Просто с некоторых пор на улицах появились девушки в ярких летящих сарафанах, в диковинных босоножках на высоких платформах, от которых ноги казались неимоверно длинными…
А Катя носила черное. Она с мстительным удовольствием натягивала полинявшие бесформенные вещи, испорченные покраской, и так выходила на летнюю улицу. Вдобавок она даже в летний зной постоянно зябла и не расставалась с шерстяной кофточкой.
Прохожие оглядывались ей вслед, некоторые выразительно крутили пальцем у виска — чокнутая!
В своем нелепом наряде Катя напоминала старушку. Пепельные волосы теперь стали казаться тронутыми сединой, а плечи горбились, точно на них давил груз прожитых лет…
Но без особой нужды Катя и на улицу старалась не выходить — только если необходимо купить что-то, а Федора утруждать неловко.