– Да я бы один справился, – сказал Полупанов отставному квартальному надзирателю, когда Долгоруков и компания отошли. Правда, сказал тепло, с ноткой благодарности в голосе. – Вы ведь уже не полицейский.

– Бывших полицейских… не бывает, – ответил Игнатий Разин. Полупанов посмотрел на него и сморгнул:

– Благодарю вас.

– Ну, что вы. Не за что.

– Ну, как не за что? Вы ведь ехали отдыхать в Аркадию, а тут вон какая оказия, – извиняющимся тоном произнес помощник пристава.

– Да ведь и вы ехали в Аркадию отдыхать, – резонно заметил отставной квартальный надзиратель.

– Это точно, – невесело усмехнулся Полупанов и покосился на Ленчика: – И что вы на пароходе-то не поделили с утопленником? Не могли, что ли, берега дождаться?

Ленчик промолчал. Он вообще как-то притих и только следил за развитием событий, как зритель, который боится отвлечься от представления и чего-либо пропустить. Впрочем, Ленчик был вовсе не зрителем…

А спектакль разыгрывался на славу. И главное – как по-писаному…

* * *

– И что мы теперь будем делать? – посмотрел на Севу Африканыч. – Ленчика-то надо выручать.

– И каким образом выручать? – покосился на него Долгоруков. – Ты знаешь, как это сделать?

– Нет, – не сразу ответил Неофитов.

– Вот и я не знаю, – буркнул Всеволод Аркадьевич, скорчив недовольную гримасу.

– И что же делать?

– Продолжать начатое…

Разговор происходил поздней ночью, когда, так и не доплыв до сказочной Аркадии, все собрались в особняке Долгорукова.

Очень сильно сокрушался «старик». Все знали, что он сильно привязался к Леньке, присматривал на ним, и вот – недосмотрел. Он мрачно оглядывал собравшихся, словно задавал каждому из них вопрос: «Как такое могло случиться? Ты-то где был»?

Луке он тоже мысленно адресовал этот вопрос, и тот, поймав его взгляд, отвел свой в сторону.

Впрочем, мрачными были все.

– Его надолго могут закрыть? – Давыдовский посмотрел на Всеволода так, как будто от него зависел срок, который получит Ленчик.

– А черт его знает, – ответил тот. – Как суд решит.

– А может, не будет никакого суда? – с надеждой спросил Огонь-Догановский. – Ленчик ведь самооборонялся…

– Может, и не будет, – в задумчивости протянул Долгоруков, мельком взглянув на Луку.

– Да как не будет? Будет! – махнул рукой Африканыч. – Человек-то утоп насмерть.

– Ну, утоп и утоп, и хрен с ним! – в сердцах произнес Давыдовский. – Все это можно расценить как несчастный случай.

– Это уж как суд посмотрит, – неожиданно произнес Лука, и все обратили взоры на него. Обычно при их разговорах он молчал…

– Надо нанять лучшего защитника в городе, – произнес Огонь-Догановский. – И не пожалеть для него никаких денег. Пусть подводит произошедшее под несчастный случай. Человечишко-то, что утоп, похоже, поганенький был. Вот на это и надо сделать упор на суде.

– Это само собой, наймем лучшего поверенного, – столь же задумчиво ответил Долгоруков. – Кстати, насчет денег… – при этих словах Сева невольно взглянул на Луку. – Завтра все должно идти по плану. И никаких эксцессов и кислых лиц. Сделаем дело – начнем думать, как помочь Ленчику…

Дело близилось к развязке. Правда, Лука не знал, кто будет снимать по аккредитиву два миллиона рублей. Спрашивать об этом Долгорукова было бесполезно. В ответ на такой вопрос он бы насмешливо посмотрел на него и ответил примерно следующее:

– Вас интересуют триста шестьдесят тысяч рублей? Вы их получите. Остальное не ваше дело.

Допытываться насчет бенефициара у Огонь-Догановского было бы еще более затруднительно. Алексей Васильевич просто проигнорировал бы этот вопрос, оставив Луку без ответа. И посмотрел бы на него как на пустое место.

А вернуться в Цюрих с двумя миллионами рублей было весьма заманчиво. Это выглядело бы настоящим триумфом. Кроме того, Луке причитались бы десять процентов комиссионных, как и любому человеку, добывшему деньги для «Центра» по собственному плану и личной инициативе.

Следующий после задержания Ленчика день начался кисло. Долгоруков и его люди почти не разговаривали друг с другом: у всех не выходил из головы вчерашний вечерний инцидент. Надо же было такому случиться, когда все уже было «на мази»! Но дело надлежало довести до конца, поэтому, когда пришло известие, что деньги уже на счету конторы Огонь-Догановского, все пришли в движение.

– А где Лука? – спросил Долгоруков, когда Огонь-Догановский, приклеив пейсы и бороду и обрядившись в еврейский сюртук и шляпу, засобирался «к себе» на Малую Проломную.

Все начали оглядываться.

– Куда он, к черту, подевался?!

Сева прошелся по комнатам, заглянул даже в дворовые постройки, куда Лука ни разу не ступал: соглядатая нигде не было видно.

«Началось», – подумал Всеволод Аркадьевич. Легкое беспокойство овладело им, хотя все было продумано и подготовлено как нельзя лучше. К тому же имелась уверенность, что все получится. А беспокойство… Ну, это как у хорошего артиста, выходящего на сцену: роль свою, исполненную уже не раз и не два, он знает превосходно, но все равно слегка мандражирует. И от этого никуда не деться…

– Ну что, приступаем к заключительному акту нашей комедии? – уже не думая о Луке, произнес Сева.

– Трагикомедии, – сдержанно заметил Давыдовский, намекая на Ленчика.

– Хорошо, трагикомедии, – поправился Долгоруков. – Еще раз предупреждаю: все должно идти так, как намечено. Никакой самодеятельности.

– Мог бы и не говорить об этом, – буркнул Африканыч.

– Мог бы, – согласился Сева. – Но сказал.

Несмотря на неприятность с Ленчиком, настроение у него, кажется, было неплохое. Впрочем, выходить на дело с понурой головой и опущенными руками – значит проиграть. И завалить все задуманное к чертям собачьим. Разве такое можно было допустить?

В одиннадцать тридцать дня не совсем близко и немного наискосок от дома Павла Семеновича Холодковского на Петропавловской улице, в каковом располагался Волжско-Камский банк, остановилась закрытая коляска. Из нее никто не вышел. Извозчик какое-то время сидел, поглядывая по сторонам, а затем уронил голову на грудь и, видно, задремал. Похоже, экипаж кого-то поджидал, а те выходить не торопились.

Прохожих на этой деловой улице в этот час было мало. А проще сказать, совсем никого. Только возле ворот ограды Петропавловского собора группа мужиков в посконных рубахах и штанах, наверное, только что вышедших из храма, что-то горячо обсуждала между собой.

– Трешница с полтиной за неделю, – слышались голоса мужиков. – Не доход, а херня, прости господи…