ты не хотел причинять мне боль. Ты, как израненное животное, что кидается и пытается укусить тех, кто пытается помочь и вылечить.

— Скорее я бешеный пес, которого следовало пристрелить, — не вовремя пошутил, не совладав с внезапным внутренним порывом.

— Как и твой бесконечный юмор — это лишь защита, — игнорируя неуместность моего комментария, заключила она.

— От тебя я не хочу защищаться. — Коснулся ее непривычно темных волос и поправил шелковистую прядь, упавшую на лицо: — Я далеко не подарок, и со мной никогда не будет легко и просто, но с тобой в мою жизнь пришли свет и тепло, а без тебя один лишь мрак и одиночество.

— С тобой мне всегда было легко и просто, — перевернула всю мою вселенную коротким признанием. — Поэтому мне так нравилось проводить время у тебя — никаких рамок и ограничений. Рядом с тобой я могла быть собой.

Тщеславно радовался, что со мной она была счастлива, до тех пор, пока не осознал к чему она вела:

— Но теперь я не нужен рядом, чтобы быть собой. — Она покачала головой. Казалось мир обрушился на голову, а солнце померкло. Случилось то, чего я так боялся. — Позволишь остаться хотя бы твоим другом? — все, о чем мог теперь просить.

— Нет, — очередной выстрел в сердце. — Совсем недавно на сессии у психолога мы обсуждали твое возвращение: как я поступлю? У меня не было сомнений. Я четко знала, чего хочу. — И когда я думал, что все потеряно, и готов был принять смерть от ее рук, она подарила свет надежды: — Хочу быть твоей девушкой. Официально. С настоящими свиданиями и прочими плюшками. И никаких других женщин, — выдвинула главное требование.

— Только ты, — с воодушевлением согласился, — никто другой не нужен, — и поцелуй за поцелуем доказывал это.

Устроил бы свидание ей прямо сейчас, и пылкое ночное продолжение, но внезапно окруживший нас переполох напомнил, что мы находимся в больнице и ожидаем появления на свет детей Макса.

Источником нескончаемого гомона стало семейство Орловых. Они ввалились в зал ожидания и наперебой стали галдеть. Пришлось отпустить Рин.

— Дениска! — мать Макса-Людмила Петровна- начала щипать меня за щеки. — Вернулся! — душа меня в объятиях, приговаривала: — Наш мальчик. Ну наконец. Похудел-то как. Непременно должен зайти в гости — я тебя хоть накормлю. Бедняжка.

Тут вмешался Орлов-старший:

— Не приставай к нему! Видишь, о нем есть, кому позаботиться, — и с улыбкой бросил короткий взгляд на Рин. Оттесняя жену, он похлопал меня по плечам: — Ну с возвращением, — и по-отцовски обнял. — Но в чем-то Людочка права: не забывай стариков, хоть иногда навещай, а то пропал и не ответа, ни привета. Мы же переживаем.

— Простите, — повинился, точно пристыженный школьник, — больше так не буду.

— Какие же вы душные, — раздался за спиной обреченный стон. Я обернулся и увидел Егора — младшего брата Максима. Все такой же все недовольный подросток. — Ну привет, что ли, — лениво поприветствовал. — Если твоя поездка не похожа не “Мальчишник в Вегасе”, я даже не собираюсь слушать о ней.

— У меня для тебя есть пара пикантных историй из Таиланда, — многозначительно намекнул. Лицо Егора застыло, видимо он припомнил все слухи о местных “женщинах”.

— Братуха! — дал пять, изображая любящего брата. — Расскажешь о всех грязных деталях? — прошептал, чтобы никто не услышал и не отвесил ему подзатыльник.

— Само собой, — заверил, потрепав его за плечо.

— Дэн! — почти безумный визг заставил меня врасплох. Я едва успел сообразить, как на меня запрыгнула девица и повисла точно обезьянка. — Как классно, что ты вернулся! — незнакомка поцеловала меня в щеку и окончательно растерялся.

— Катюш, — одернул ее Орлов. — Великовозрастная девица, а все ведешь себя как ребенок.

Она послушна расцепила руки и спрыгнула на пол. И только тогда я узнал в ней еще недавно нескладного подростка — двоюродную сестру Макса.

— А ты подросла, — лишь вымолвил. — Меня точно полгода не было?

— Да ну тебя, — захихикала она, толкая меня в грудь. — Посмотрел мир? Каково это — путешествовать?

— Отвали, мелочь, — встрял Егор. — Я первый спросил.

— Сам ты мелочь! — возмутилась она. — Никому не нужны твои байки про трансов, больной ты извращенец!

— Так! Прекратите! — попытался приструнить шумную молодежь Орлов.

— Так он первый начал!

— Не важно кто начал, прекратите вы оба немедленно!

Я наблюдал за безобидными семейными дрязгами и ощущал себя частью этой сумасшедшей семьи. Они шумные, надоедливые и незнающие границ, но при этом заботливые и любящие. Много лет назад они приняли в свою семью. Долгие годы я считал себя одиночкой, но просто не замечал, что все это время у меня окружали близкие люди.

Арина, словно почувствовав (но скорее, просто прочитала это по моему лицу), что во мне нечто переменилось, поймала мою руку и крепко сжала. Поймал ее взгляд — полный нежности и любви. Я наконец дома.

— Сын! — раздалось радостное у нас за спинами.

Все разом стихли и обернулись: Максим в специальном медицинском халате и нелепой шапочке стоял в дверях. Он словно пребывал в шоке и не до конца осознавал произнесенное мгновение назад.

— Мальчик! — первой пришла в себя мать семейства. — Внук! Витя, ты слышал? У нас родился внук!

И началась цепная реакция: восклицали и поздравляли друг друга, передавали из объятий в объятия все еще ошалелого Макса. Только до меня дошла очередь, как из палаты донесся крик Лили:

— Маааааааксииииим!

Он забыв обо всем, стремглав бросился обратно к жене. Еще несколько минут напряженного ожидания и он снова возник в проходе:

— Дочь!

Снова поднялся гам, возобновились обоюдные поздравления. А я наблюдал за лучшим другом: как он привалился к спиной к стене, как его глаза наполнились слезами счастья. Такого, что, казалось, он не способен выдержать.

— Поздравляю, папашка, — встряхнул его, крепко обнимая.

— Я стал отцом, — словно до тех пор не верил в это. — Ты бы видел их — они такие крошечные, такие беззащитные.

На Макса вдруг обрушилась вся ответственность за две невинные жизни.

— У них большая и любящая семья, — напомнил за поддержку и опору за его спиной, — они под надежной защитой.

Макс уперся руками в колени и глубоко выдохнул, борясь с мандражом:

— И еще у них самый крутой дядя на свете.

От этих слов у самого в горле ком встал.

— Сукин сын, все-таки растрогал меня, — я смахнул слезы.

И мы как два дурака с раскрасневшимися глазами нервно посмеивались, то охваченные радостью, то паникой.

Немного придя в себя, Макс заметил в кругу семьи Арину.

— Помирились? — кивнул в ее сторону. — Простила тебя, дурака?

Я на миг залюбовался ей: само очарование и участие к моей