тем свернула на другую улицу, вдоль которой журчал арык, за ней, на обширном пустыре с оградой из сырцового кирпича, рыжело длинное приземистое здание с плоской крышей. Через открытые ворота проводник завел бактрианов внутрь, чуть погодя Орлов тоже вошел туда и огляделся. В центре чисто выметенного двора виднелся колодец, у которого человек в лохматой шапке поил коня, в дальнем конце находился отгороженный жердями загон, в котором стояли развьюченные животные, изнутри к ограде были пристроены подобия келий. Изредка по двору пробегали босоногие мальчишки с чайниками и пиалами на подносах.

Сняв с плеча хурджин, Алексей обождал, пока упитанный хозяин определил на постой прибывшего с его женщиной и имуществом, затем подошел и приложил руку к груди:

— Салам алейкум, уважаемый. Мне нужно пристанище на две ночи.

— А деньги у тебя есть? — подозрительно оглядел его толстяк.

— Имеются.

— Комнату в доме или здесь? — кивнул на пристройки.

— Здесь. Я небогатый человек.

Хозяин назвал цену, Орлов достал из кармана горсть монет и рассчитался.

— Парвиз! — махнул рукой хозяин мальчику с пустым подносом.

— Слушаю, сахиб[33], — подбежал тот.

— Проводи гостя в свободную комнату под стеной.

Комната с щелястой дверью была размером с чулан, без окна, с узким, из досок, топчаном с кошмой и колченогим столиком, на котором стоял масляный светильник.

— Могу принести еды, — вскинул Парвиз на постояльца черные глаза.

— А что есть?

— Шурпа, пилав, лепешки и кебабы.

— Неси шурпу, а к ней лепешек с чаем.

Чуть позже Орлов с аппетитом уплетал горячую наперченную похлебку, завершив трапезу лепешкой с чаем. Затем, сняв сандалии и положив под голову хурджин, улегся на топчан и провалился в сон. Чуткий и настороженный.

Глава 40. Операция «Пилигрим» (продолжение)

Разбудило его далекое пение муэдзина.

В дверные щели проникал свет, Орлов, зевнув, встал с кошмы, сунул ноги в сандалии, надел на голову пакуль и, прихватив хурджин, вышел наружу. Из-за отрогов гор поднималось солнце, во двор входил очередной караван, пахло утренней свежестью и кизячным дымом.

Заперев дверь полученным ключом, Алексей сунул его в карман и направился к воротам. Миновав их, в хитросплетение улиц и вскоре вышел к центру. Он был обычным для провинциальных афганских городов, с многолюдным шумным базаром, древней мечетью с высоким минаретом и дюжиной более поздней постройки зданий. На одном, возведенном в восточном стиле — с аркой в центре и остатками цветной мозаики, наклонно висело выцветшее знамя ислама с надписью арабской вязью «Джихад». У арки стоял безбородый, лет семнадцати душман в тюрбане на голове, раскладке с запасными дисками поверх рубахи и с автоматом на плече.

Понаблюдав за ним пару минут, Орлов пересек неширокую, с остатками булыжника площадь и остановился.

— Позови караульного начальника.

— Зачем? — вскинул брови страж.

— Делай, что сказано, сын праха, — прошипел Орлов.

Поколебавшись, тот дернул шнур в стенной нише, через несколько минут из полумрака арки появился второй — много старше, с тяжелой кобурой на ремне, жующий насвай[34].

Страж молча кивнул на дехканина, начальник сплюнул желтую слюну.

— Чего надо?

— Я к коменданту.

— Его сейчас нет, — подозрительно оглядел Орлова.

— Когда вернется, передай ему это, — протянул тот часть монеты. — После зухра[35] я снова буду здесь.

Тот озадаченно взял, а лазутчик, чувствуя спиной взгляд, неспешно удалился. Вскоре он прошел мимо городской тюрьмы, скользя по ней взглядом. Это была угрюмого вида средневековая постройка из камня, с узкими бойницами, глухими воротами, куда было врезано окошко, и часовыми, расхаживающими по плоской крыше.

«Из такой не убежишь», — подумал Алексей и направился на шум базара.

Он был по-восточному многолюден, с запахами пряностей, фруктов и бараньего стада. В хаосе глинобитных лавок, за прилавками под навесами, а то и просто на земле здесь торговали всем, необходимым для жизни. В разных местах дымили харчевни с мангалами под открытым небом, разносчики, вопя на все голоса, продавали горячие лепешки, сладости и холодную воду в кумганах[36].

Тут и там седобородые аксакалы под стенами курили анашу, нищие просили милостыню, а в кругу зевак волчком вертелся дервиш в колпаке и развевающихся одеждах. Здесь же прохаживались вооруженные моджахеды.

Потолкавшись среди людей и купив несколько пачек арабских сигарет, Орлов почувствовал голод и зашел в ближайшую чайхану. Внутри было подобие зала с потертыми коврами на глиняном полу, где, сидя по-восточному, простой люд потягивал из пиал чай и подкреплялся пловом с лепешками. Некоторые, с пустыми глазами, курили кальян или жевали насвай, в дальнем конце дымил громадный самовар, двое в белых рубахах жарили на углях мясо.

Усевшись в свободном углу, рядом с тремя дехканами, жевавшими ячменный хлеб, Алексей заказал себе кок-чай, а к нему кебаб и лепешку.

— Скоро талибам конец. Панджшерский лев[37] наступает на Кабул, — наклонился один, с бритой головой, к соседу.

— Да поможет ему Аллах, — провел тот ладонями по лицу. — Эти собаки повесили на площади в Герате моего сына.

— А в провинции Гильменд вырезали несколько кишлаков и детей продали в рабство, — добавил самый старый.

— Говорят, за всем этим стоят американцы, — разлил бритоголовый остатки из чайника.

— Правильно говорят, — кивнул старик. — Эти неверные пришли разрушить нашу страну. В отличие от шурави[38], хоть мы с ними и воевали.

— Шурави были воины, а эти шакалы, — кивнули собеседники.

Когда снова донеслось пение муэдзина с минарета и все совершили намаз, Орлов вышел наружу, покинул базар и направился по теплой пыли в сторону комендатуры.

Часовой у входа был другой, а в его тени Орлова ждал караульный начальник.

— Иди за мной, — махнул он рукой, и оба, пройдя арку, оказались во внутреннем дворе здания. Туда выходили несколько стрельчатых окон и две двери, на площадке стояли советский БТР со следами сварки на броне, гранд-трак[39]с зенитной установкой в кузове и запыленный джип. В подстенной галерее сидели несколько вооруженных душманов.

— Сюда, — открыл начальник одну из дверей и, пропустив гостя, вошел следом. Они поднялись истертыми ступенями на второй этаж, прошли сводчатым коридором и оказались в высоком светлом помещении с зеленым знаменем ислама на стене

— Оставь нас, — приказал сидевший на стопке ковров мужчина средних лет в зеленой чалме и с рыжей окладистой бородой. Рядом лежали «стечкин» в лакированной кобуре и четки.

Когда сарбаз[40], упятившись, закрыл дверь, он сделал жест рукой.

— Присаживайся.

— Салам алейкум, Абдул-Хак, — прошел вперед гость и, скрестив ноги, опустился напротив.

— А ты не сильно изменился, шурави, — нарушил молчание комендант. — Сразу тебя узнал, — чуть шевельнул губами.

— Ты тоже, — снял Алексей