И это восхитительное, с таким трудом заработанное равнодушие позволило ему делать то, что он любил делать более всего на свете, – НИЧЕГО!

Ровно до того момента, когда его вызвал к себе Высокое Лезвие.

Для жизни Моррисон выбрал особняк одного знаменитого мид-мериканца. Не своего Отца-покровителя, потому что Джим Моррисон, поэт и рок-звезда, похороненный где-то во Франко-Иберии, никогда не имел приличного дома в какой-либо из Мерик – такого, в котором не стыдно было бы жить жнецу.

История с этим особняком восходила еще к тем временам, когда мальчик, который впоследствии должен был стать Жнецом Моррисом, посетил с родителями Мемфис и увидел «Грейсленд», элегантный особняк, в котором когда-то жил легендарный Элвис Пресли.

– Придет время, и я буду жить в таком доме, – сказал он родителям, и они посмеялись его наивности. Но он поклялся, что все будет именно так, и добавил: хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Как только Джим стал жнецом, он сразу же попытался занять приглянувшийся ему особняк, но обнаружил, что в «Грейсленде» уже поселился другой жнец, причем по имени Пресли, который пока не торопится покончить с собой. Черт бы его побрал! Пришлось Моррисону занимать другой дом, не такой шикарный.

Этот дом носил странное и нелепое имя «Тетеревиный ток» и принадлежал когда-то мало кому известному ныне президенту Уильяму Генри Хэррисону. Пользуясь своими привилегиями жнеца, Моррисон вышиб из этого особняка принадлежавших к местному историческому обществу дам, которые содержали дом Хэррисона в качестве музея, и въехал. Он даже пригласил своих родителей переехать к нему, и, хотя они приняли приглашение, дом на них особого впечатления не произвел.

В тот день, когда Моррисон был вызван к Верховному Лезвию, он смотрел архивные записи спортивных передач. Это было его хобби. Причем наблюдать за текущими спортивными событиями он не любил – зачем ему эти переживания, когда не знаешь, кто выиграет? Сегодня он смотрел, как «сорок девятые» из Сан-Франциско рубились с «Патриотами» из Новой Англии. Игра, собственно, была интересна исключительно тем эпизодом, где «сорок девятый» Джефф Фуллер столкнулся с квотербэком из «Патриотов», причем удар шлемом о шлем был таким сильным, что запросто мог бы выбросить Джеффа в параллельное измерение. Но он просто сломал себе шею. Очень драматично. Жнец Моррисон любил старый американский футбол, где травмы были обычным делом, а игроки, получившие повреждение, живописно катались по площадке, испытывая жуткую, не смягчаемую наночастицами, боль. Ставки в игре тогда были гораздо более высокими, чем сейчас. И именно любовь к спортивным забавам прошлого предопределила тот метод жатвы, к которому прибегал Жнец Моррисон. Он никогда не использовал оружие, все исполняя, что называется, голыми руками.

Игра вдруг остановилась на том моменте, когда выбежавшие медики должны были вынести пострадавшего Фуллера с поля. Экран вспыхнул красным, а телефон зазвонил. Моррисону показалось, что это завибрировали его наночастицы – столь проникающим был сигнал.

Входящее сообщение из Фалкрум-Сити гласило:

ВНИМАНИЕ!

ДОСТОЧТИМЫЙ ЖНЕЦ ДЖЕЙМС ДУГЛАС МОРРИСОН ВЫЗЫВАЕТСЯ НА ОФИЦИАЛЬНУЮ АУДИЕНЦИЮ К ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ ВЫСОКОМУ ЛЕЗВИЮ МИД-МЕРИКИ РОБЕРТУ ГОДДАРДУ.

Ничего хорошего от такого вызова ожидать не приходилось.

Он-то надеялся, что Годдард и думать о нем забыл, что у Высокого Лезвия так много более важных дел, что младшие жнецы, такие как Моррисон, вообще находятся вне поля его внимания. А вдруг Годдарду стало известно, в каком знаменитом доме он поселился? Ведь «Тетеревиный ток» был первым в Индиане краснокирпичным строением. Черт побери! Но, зная, что вызов к Высокому Лезвию означает: все брось и собирайся, он попросил мать дать ему его маленькую дорожную сумку и вызвал вертолет.

Хотя Жнец Моррисон никогда не бывал в Стое, он предполагал, что стеклянное шале Годдарда в Фалкрум-Сити похоже на стеклянные пентхаусы Верховных Жнецов. В вестибюле первого этажа Джима встретил первый помощник Высокого Лезвия Жнец Ницше.

– Вы опоздали, – единственное, что тот произнес в виде приветствия.

– Я прилетел, как только получил вызов, – отозвался Моррисон.

– Вот и опоздали – ровно на то время, пока летели.

Ницше был непростым человеком. Кроме того, что он имел имя, которое мало кому удавалось внятно произнести, он еще и пролетел мимо должности Высокого Лезвия, которым мог бы стать, если бы Годдард не восстал из мертвых и не появился на конклаве в качестве кандидата на этот пост. Теперь же функции Ницше сводились к функции оператора лифта, поскольку единственной формой его участия во встрече было сопровождение Моррисона наверх, к Годдарду. Он даже из лифта потом не вышел!

– Ведите себя хорошо! – посоветовал он Моррисону перед тем, как закрыть двери лифта – словно тот был ребенком, которого мать оставляет на дне рождения у одноклассника.

Стеклянная резиденция Годдарда произвела на Моррисона ошеломляющее впечатление – необычная планировка и минималистская мебель позволяли вести обзор на все триста шестьдесят градуса, чему мешали только словно подернутые морозом стеклянные стены спальни его превосходительства. За этими стенами Моррисон видел тень Высокого Лезвия, который выглядел как паук, притаившийся в центре своей паутины.

Затем из кухни выскользнула фигура в зеленом. Жнец Рэнд. Если она хотела своим выходом произвести на Моррисона впечатление, то ей это не удалось, поскольку тот увидел ее сквозь стекло еще до того, как она вышла к нему. Ну что ж, никто не сможет обвинить руководство жнеческого сообщества в том, что им не хватает прозрачности в работе.

– А вот и главный сердцеед среди мид-мериканских жнецов, – сказала Рэнд, которая села, даже не протянув Моррисону руку. – Я слышала, ваша карточка у школьниц пользуется особой популярностью.

Моррисон сел напротив.

– Ваша – тоже, – отозвался он. – Правда, по другой причине.

После этого он понял, что его слова могут быть восприняты как оскорбление. И замолчал, чтобы совсем себе не напортить.

Хотя Рэнд действительно стала живой легендой, причем не только в Мидмерике, но и во всем мире, после того как вернула Годдарда из мертвых, причем сделала это способом, неведомым даже Гипероблаку. Улыбка на лице Рэнд всегда раздражала Моррисона. Она заставляла его думать, что Рэнд знает нечто, чего не знает он, и что она ждет, какую физиономию он скроит, когда узнает про это.

– Я слышала, вы в прошлом месяце остановили сердце одного человека одним ударом, – сказала Рэнд.

Это было правдой, хотя наночастицам удалось вновь запустить сердце. Причем дважды. И Моррисону пришлось отключать наночастицы, чтобы жатва наконец состоялась. Это была главная сложность в проведении жатвы без оружия. Иногда из-за наночастиц смерть просто не могла вступить в свои права.

– Да, – ответил Моррисон, не вдаваясь в объяснения. – Именно это я и сделал.

– Мы все это делаем, – усмехнулась Рэнд. – Интересно то, как вы это делаете.