моменты, когда он мог делать это медленно и нежно, дразня и лаская, постепенно доводя женщину до той точки возбуждения и голода, когда акт проникновения становился непреодолимой потребностью для них обоих. Но это была не одна из таких ночей. Он просто взял ее, потому что это то, чего он хотел, и он знал, что она тоже хотела. Это была не романтика. Это был чисто животный инстинкт, и это было тяжело и быстро, и он знал по ее крикам и царапанью алых ногтей по его спине и отчаянию, с которым она выгибала спину, чтобы позволить ему войти в нее все глубже и глубже, что она тоже этого хотела. Когда ее стоны, корчи и отчаяние достигли апогея, он почувствовал, как мышцы глубоко внутри нее затрепетали вокруг него, и понял, что она кончила. Затем он позволил себе расслабиться, думая только о собственном удовольствии, пока ехал еще быстрее, еще сильнее, еще глубже, напряжение становилось все более невыносимым, пока не наступило это последнее, взрывное освобождение, и он рухнул на кровать рядом с ней.

Они оба лежали там, потные и измученные, уставившись в потолок.

- Боже, как же мне это было нужно, - выдохнула Милли.

- Мне тоже.’

Она прижалась к нему, положив голову ему на плечо, обхватив ногами его бедра и лениво играя пальцами с волосами на его груди. Потом ее пальцы замерли, дыхание изменилось, и через мгновение Леон понял, что она плачет.

‘В чем дело?- спросил он.

‘О, я не знаю, - фыркнула она. ‘Просто это было здорово, и я не шучу, я действительно так сильно в этом нуждалась. Но, наверное, мне нужно что-то еще, понимаешь? Что-то еще.’

‘Да, я знаю.’

‘И я не получу его от тебя, не так ли? Что очень жаль, потому что ты красивый ублюдок, и ты намного более нагружен, чем Хайми ... во многих отношениях.’

- Спасибо за комплимент.’

- Поверь мне, милый, я тебе очень благодарна. В любом случае, я должна прекратить это. Кому нужна баба, рыдающая над ними в мешке? Но ... ты ведь понимаешь, что я имею в виду?’

- Да, Милли, я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Леон.

Они заснули в объятиях друг друга. Когда Леон проснулся, солнце лилось в его комнату через щель в занавесках, и он был один в постели. На подушке лежал клочок гостиничной бумаги. Леон протер сонные глаза и поднял трубку. Записка гласила:,

Приятно было познакомиться, Мистер К. Любовь М ХХХ

Он искал ее в гостиничной столовой, когда спускался завтракать, и в баре перед обедом, но там не было никаких признаков ее присутствия. Садясь в такси, которое должно было отвезти его на вокзал и поезд в Суэц, Леон знал, что никогда больше не увидит Милли Кравиц. Но он также знал, что она права. Ему нужно было нечто большее.

***

В конце 1850-х годов, сколотив состояние на производстве паровых двигателей, прадед Герхарда фон Меербаха был приглашен на королевскую охоту в замок Хоэншвангау, недавно построенный загородный дом баварского короля Максимилиана II. Замок стоял на вершине скалистого утеса на месте средневековой крепости и был построен в соответствии с этим стилем. Он был окружен высокими зубчатыми стенами, вокруг зубчатых стен которых гости могли прогуливаться и смотреть вниз на холодные, кристально чистые воды Альпзее, озера, омывавшего подножие утеса, или смотреть вверх на парящие вершины, маршируя сомкнутыми рядами, насколько хватало глаз. Внутри стен стояла могучая четырехугольная крепость, которая выглядела готовой противостоять любой вторгшейся армии. Средневековая тема продолжалась в замке, где комнаты были украшены фресками, изображающими королей и королев, живущих своей сказочной жизнью, а тяжелая деревянная мебель была вырезана в готическом стиле. Однако ощущение древности было обманчивым, поскольку замок был построен со всеми современными удобствами и роскошью, которые могла предложить середина девятнадцатого века.

Старик фон Меербах был так увлечен Королевским замком, что сразу же решил построить точно такой же, только побольше и названный в его честь. Таким образом, замок Меербах возник из столь же живописного места на берегу Бодензее близ Фридрихсхафена, к западу от Мюнхена. Замок был самой великолепной резиденцией в баварском королевстве до тех пор, пока преемник Максимилиана, "Безумный" король Людвиг II, не приступил к программе строительства замка, настолько экстравагантной и чрезмерной, что даже самые богатые его подданные не могли конкурировать с ним.

Герхард фон Меербах родился в замке Меербах. Он знал каждый квадратный сантиметр этого огромного здания, начиная от подземных глубин самых нижних подвалов, которые были спроектированы как средневековые подземелья и в которых четыре поколения отцов фон Меербахов угрожали запереть своих непослушных сыновей, и заканчивая помещениями для прислуги, забитыми под крышами. И чем старше он становился, тем больше Герхард приходил к выводу, что он действительно ненавидит это место.

Было что-то гнетущее в монументальном, властном размахе замка Меербах. Главные приемные были обшиты деревянными панелями, почти почерневшими от многолетнего дыма свечей, газовых ламп и сигар, с которых свисали портреты фон Меербахов в натуральную величину, как в прошлом, так и в настоящем. У мужчин был очень специфический вид. Подобно замку, носившему их имя, они были бесспорно могущественны и внушительны, но их сила, казалось, соизволила устрашать и запугивать тех, кто слабее их, а не защищать их.

Отец Герхарда, Граф Отто, предпочел быть нарисованным в своем летном снаряжении, стоя перед бипланом, приводимым в движение одним из роторных двигателей, которые привели в движение завод "Мербах мотор" и состояние семьи к еще большим высотам, чем прежде. Он стоял, широко расставив ноги, уперев руки в бока и буравя взглядом каждого, кто смотрел на картину, словно бросая ему вызов. Герхарду было всего три года, когда умер его отец, и он почти ничего не помнил о том времени, когда они были вместе, но он чувствовал, что, должно быть, очень боялся его, потому что не мог смотреть на это жесткое, упрямое лицо под щетиной коротко остриженных рыжих волос, не испытывая тревоги. Это, а не боль от потери отцовской любви, было тем, с чем он остался.

Сам Герхард принадлежал к совершенно иному физическому типу, унаследованному от матери. Хотя он ни в коем случае не выглядел слабым, он был гораздо стройнее: скорее гибкий, чем коренастый, и с более условно красивыми, правильными чертами лица. Его глаза