творчества эпохи модернизма. На старинных гравюрах Арлекин нередко носит огромный фаллос, но со временем символом его вирильности стал жезл battocchio или шпага. Лицо Арлекина по традиции скрывала черная или темно-коричневая маска, которая придавала его облику загадочность. Его традиционный многоцветный костюм, который поначалу говорил о бедности – сшитый из лоскутков за отсутствием денег на обновку, со временем стал привлекать к себе зрительское внимание богатством красок. Его стремительные движения были сродни клоунским [Duchartre 1966: 124]. Глядя в зеркало на свое обнаженное тело, В. В. видит многоцветное арлекинское отражение:

Мое лицо было коричневым, тулово и руки – карамельными, карминовый экваториальный поясок, окаймлявший снизу карамель, далее переходил в белый, более или менее треугольный участок, заостренный к югу и ограниченный с двух сторон преизбытком кармина, а ноги мои (поскольку я целыми днями разгуливал в шортах) были того же коричневого цвета, что и лицо [Набоков-Бабиков 2013: 38].

В. В. прибегает к арлекинизированным образам при описании основополагающих событий своей жизни. Заброшенный родителями, В. В. впервые сталкивается с арлекинадой в возрасте семи-восьми лет благодаря двоюродной бабке, баронессе Бредов (Bredow в английском оригинале, Бредова в переводе Бабикова), проживающей в поместье Марево:

«Довольно кукситься! – бывало восклицала она. – Смотри на арлекинов!»

«Каких арлекинов? Где?»

«Да везде! Всюду вокруг. Деревья – арлекины, слова арлекины. И ситуации и задачки. Сложи любые две вещи – остроты, образы – и вот тебе троица скоморохов. Давай же! Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!» Так я и сделал. Видит Бог, так я и сделал [Набоков-Ильин 1999: 106].

Услышанная в детстве фраза «Смотри на арлекинов!» становится для повествователя творческим заклинанием и проходит через всю его писательскую судьбу.

Итальянские комедианты славились своими словесным каламбурами и насмешками над различными акцентами и диалектами. Баронесса Бредов, конечно же, такого рода каламбур – баронесса бреда: смысл каламбура в данном случае ясен русскому читателю, но скрыт от англоязычного. Во второй части романа повествователь называет ее «LATH lady» в английском оригинале или «арлекиновой» дамой в переводе Бабикова – то есть баронесса-выдумщица, живущая в вымышленном мире [Набоков-Бабиков 2013: 98]. Марево, название имения баронессы Бредов, это еще один головокружительный набоковский каламбур, поскольку марево – это не только мираж, но и фонетическая аллюзия на фамилию знаменитого французского драматурга XVIII века Пьера Мариво, часто использовавшего элементы комедии дель арте в своих пьесах. О подобном приеме упоминает и Карлинский, описывая литературные игры Набокова с использованием многочисленных аллюзий, пародий и цитат из произведений других писателей [Karlinsky 1971:2-18].

Мариво вставлял в свои пьесы остроумные изящные диалоги, благодаря которым родились французский литературно-драматический термин maurivaudage и глагол maurivauder. Эти термины определяют новшества, введенные драматургом в сценические диалоги, – галантную и изысканную болтовню, в которой чувства и эмоции состязаются с разумом и интеллектом. В пьесах Мариво Арлекин и другие персонажи изъяснялись в чувствах, играя при этом чувствами и словами. Таким образом, если баронесса Бредов заронила в В. В. идею о важности художественного вымысла, то ее имение Марево стало местом рождения арлекинизированного восприятия ощущений, мыслей и чувств, a maurivaudage — витиеватой формой их выражения.

На протяжении всего романа повествователь театрализует свою любовную биографию, включая в нее различные элементы комедии дель арте. Так, например, он вспоминает свои первые сексуальные опыты в подростковом возрасте, в частном театре двоюродного деда в усадьбе Марево. Наставник Вадима решил поделиться с воспитанником своей безымянной молодой любовницей, которая названа лишь словом «инженю» – этим словом обозначается сценическое амплуа молодых наивных девушек, а также женский персонаж, часто встречающийся в сценариях комедии дель арте. Любовные утехи с двумя кузинами имеют яркий налет театральности, с переодеваниями, париками и кросс-дрессингом [Duchartre 1966: 20]:

Домашний учитель позволил мне разделить с ним инженю из частного театра моего двоюродного деда. Две молодые развратные леди нарядили меня однажды в кружевную женскую сорочку и парик Лорелеи и, как в скабрезной новелле, уложили «маленькую стыдливую кузину» спать между собой, пока их мужья храпели в соседней комнате после кабаньей охоты [Набоков-Бабиков 2013: 12].

Встреча Вадима с его первой женой, Айрис, происходит около деревушки под названием Карнаво (Carnavaux в английском оригинале) – множественное число от французского слова карнавал (carnaval). Поскольку карнавалы были традиционным местом для представления арлекинад, совершенно уместно, что первая серьезная любовная история Вадима, полная пантомим, эксцентрики, пародий и обманов, начинается именно в деревне карнавалов. Итак, Марево и Карнаво – главные географические точки романтической юности героя. Ключевые счастливые и несчастные любовные эпизоды в жизни В. В. преимущественно разворачиваются в городах и отелях Италии. К примеру, его второй брак с Аннет начинается с эротической сцены в итальянском отеле, а во время медового месяца молодожены путешествуют по Италии, посещая Венецию и Равенну. Наконец, третья жена, Луиза, переезжает к В. В. и его дочери после недавнего возвращения из Рима.

Зрители комедии дель арте ожидали, если использовать определение Миклашевского, «скабрезных ситуаций», то есть фривольных сцен с участием Арлекина с его жезлом, символизирующим эрекцию. Подобная эротика на сцене продолжала традицию греческих комедий и сопряженного с пылким эротизмом культа человеческого тела эпохи Возрождения[57]. Несколько эротических сцен в романе содержат натуралистические описания с прямыми аллюзиями на образ Арлекина. Глядя в зеркале на свое обнаженное тело и «мужской портативный зоосад», В. В. испытывает нервный спазм, который связан с его арлекинизированным мироощущением: «Бесы неизлечимой болезни, “измученного сознания” отодвигали в сторону моих арлекинов»[58].

Дополняя образ Арлекина, английский оригинал содержит несколько аллюзий на других знаменитых персонажей комедии дель арте, но это зачастую бесследно исчезает в русских переводах. В. В. называет своих возлюбленных итальянским словом inamorata — это ведущая романтическая героиня комедии дель арте, роль которой, как правило, исполняли красавицы актрисы, прекрасно сведущие в области литературы и искусства [Miklashevsky 1914: 61]. Несмотря на то что в английском оригинале Набоков употребляет слово inamorata несколько раз, очевидно, для усиления интертекстуальных связей с комедией дель арте, в переводах же это слово заменяется синонимами. Inamorata переводится как «моя возлюбленная, моя первая маленькая душенька, первая маленькая возлюбленная, тайная возлюбленная» и лишь в одном случае в переводе Бабикова используется итальянское слово Inamorata. Несмотря на то что синонимы не оказывают существенного влияния на общий смысл повествования, арлекинизированный женский образ бесследно исчезает. Рассмотрим несколько любопытных примеров. В английском оригинале Набоков пишет:

I slept fitfully, and only in the small hours glided into a deeper spell (illustrated for no reason at all with the image of