— Может ты, Нестор, и на место главного партийца кого-то уже подыскал? — вновь вступил в разговор Коньков.

— Не строй из себя рогатого, Василий, ты же умный мужик, — вновь обратил свой взор на соседа справа Гулия. — Если «ящик» не смотришь, то газеты-то читаешь. Не видишь, что в стране происходит? Жить главному партийцу недолго осталось, а это, значит, что наверху серьезные разборки могут начаться. И если мы хотим в цвет попасть, нам надо уже сейчас свои ставки делать.

— Ты тоже, Нестор, следи за трассой и горбатого нам не лепи, — глядя в глаза собеседнику, заявил Коньков. — Сдается мне, что ты давно с партийцами контачишь, а теперь хочешь и всю братву под это дело подписать.

— А чем продажный партиец отличается от продажного мусора? — в голосе грузинского законника впервые зазвучали стальные нотки. — Если партийца можно подмазать, и он тебе за это поможет хабар получить, что в этом плохого? Вся братва давно так живет — что в Чикаго, что в Палермо. А мы чем хуже?

— В аль капоны заделаться хочешь? Забыл, чем он кончил? — напомнил всем о печальной судьбе чикагского гангстера Коньков.

— Зато его братья процветают, потому что не кексовали в нужный момент, не метали икру, а попали в цвет. Вот и мы, если кексовать будем, останемся с голой жопой на морозе. Ведь понятно же, что когда главный партиец коньки отбросит, другая жизнь начнется. И чтобы в нее вписаться, надо уже сейчас мозгами шевелить.

— И в самом деле, Конёк, можно косяк запороть, если будем баланду травить, — вступил в разговор грузинский законник Вахтанг Кочинава по прозвищу Буба. — Многие цеховики давно под партийцами ходят, поэтому и нам все равно от этого не отвертеться. Время диктует базар, а не наоборот.

— Вы меня, братья, не агитируйте — я своего слова не изменю, — продолжал стоять на своем Коньков. — Думаю, и остальные братья-славяне меня поддержат. А те из них, кто на зоне парится, малявы со мной прислали.

Сказав это, Коньков приложил ладонь к тому месту, где у него на пиджаке был нагрудный карман.

— Тогда огласи малявы, — подал голос армянский законник Ерванд Спандарян по прозвищу Тижо Ленинаканский.

Коньков не стал просить уговаривать себя дважды — извлек из кармана несколько писем от влиятельных воров в законе славянского происхождения, кто не смог приехать на сходку по причине своего нахождения в местах заключения. И стал одно за другим называть имена авторов писем и их решения по главному вопросу сходки:

— Вася Бриллиант — нет, Санька Монгол — нет, Вася Бузулуцкий — нет, Савоська — нет, Япончик — нет, Лева Генкин — нет.

— Спасибо, Конёк, что донес до нас голоса наших братьев, — поблагодарил Гулия своего коллегу, взявшего на себя роль добровольного почтальона. — Но будет несправедливо, если мы не услышим голоса других наших братьев, тоже мотающих срок на зоне.

Гулия обратил свой взор на Вахтанга Кочинаву. Тот как будто ждал этого момента и тут же достал из кармана своего пиджака несколько писем от грузинских воров в законе, сидящих в данный момент в колонии. И тоже зачитал вслух их решения:

— Хаджарат — да, Писо — да, Чита Безуха — да.

— Трое против шести, — произвел несложное арифметическое действие Коньков.

— Да, но мы еще не слышали голоса тех, кто находится в этом зале, — справедливо заметил Гулия.

И едва он это сказал, как взоры всех присутствующих обратились к человеку, который скромно сидел на другом конце стола и беззвучно сосал курительную трубку, которая не была зажжена. Звали этого законника Алеша Аттттуни по прозвищу Камо. Эту кличку он получил еще в детстве, поскольку ходили слухи, что он был дальним родственником знаменитого революционера Симона Тер-Петросяна, или Камо (такое прозвище ему придумал Сталин), которого царские власти четырежды приговаривали к смертной казни, но в итоге помиловали и упекли за решетку по случаю 300-летия дома Романовых. Среди собравшихся в ресторане «Салобие» законников Камо был самым старым — ему шел 69-й год, но у него была светлая голова и он пользовался безоговорочным авторитетом у всех своих коллег, невзирая на то, к какому бы клану они не относились. Поэтому всегда, прежде чем выносить какой-либо вопрос на голосование сходки, слово предоставляли Камо, чтобы узнать его мнение. Не была нарушена эта традиция и сегодня.

— Бог навстречу, братья, — приветствовал собравшихся Камо, прежде, чем перейти к своему монологу. — Я внимательно выслушал разные стороны и должен сказать, что у каждой есть свои серьезные резоны. Нестор прав, когда повторяет за древними расхожий постулат, что все течет, все меняется. Мы на самом деле стоим на пороге большого шухера. По мне, лучше бы его не было. Но, к сожалению, «котлы» истории тикают без нашего участия. А это вам не «котлы» в кармане у фраера, по которым можно шарахнуть кулаком, чтобы они остановились. Поэтому Нестор прав, когда говорит, что надо постараться соломку подстелить, чтобы больно не было, когда этот шухер случитея. А такого развития событий исключать нельзя. Однако прав и Вася Конёк, говоря от себя и от лица всех наших славянских братьев. Не слишком ли мы торопимся? Главный партиец еще жив и когда точно богу душу отдаст неизвестно. А если и отдаст, то уже понятно, кто на его место прыгнет — скорее всего, главный «конторский». А он нам, кавказским, не чужой человек будет. Поэтому трогать нас вряд ли осмелится. А вот за продажных партийных наверняка возьмется, чем легко может и нас задеть, если мы с ними активно контачить начнем. Так что здесь торопливость нам не в подмогу — головняк нам не нужен. Всего три года прошло, как мы в Кисловодске большую сходку собирали, а сегодня опять перед нами маячит важное решалово. Поэтому я считаю, что надо малость обождать. Пусть те наши братья, которые с партийными уже связи установили, продолжают быть с ними накоротке. Всем остальным лучше быть от партийных подальше. Как долго, пока сказать не могу. Но сердцем чую верняк: «котлы» истории очень скоро дадут нам ответ на этот вопрос.

Едва правительственная «Чайка» вырвалась за пределы Ташкента и взяла курс на знаменитый на весь Союз совхоз «Политотдел», Шараф Рашидов обратился к водителю:

— Сережа, сверни, пожалуйста, на обочину — мы с Бойсом Хамидовичем немного воздухом подышим.

Речь шла о начальнике охраны Рашидова полковнике Бойсе Иргашеве, который сидел на переднем сиденье рядом с водителем.

Покинув салон автомобиля, Рашидов и Иргашев отошли от «Чайки» и сопровождающей ее «Волги» с охраной на почтительное расстояние, где их можно было видеть, но нельзя было услышать. Именно для того, чтобы у этого разговора не было лишних ушей, Рашидов и выбрался на свежий воздух. Ему нужно было переговорить с комиссаром охраны тет-а-тет, поскольку в совхозе «Политотдел», куда он направлялся для плановой проверки этого хозяйства, такой возможности могло и не возникнуть.

— Боисжон, вы знаете, как я вам доверяю и всегда стараюсь прислушиваться к вашим советам, — первым начал этот разговор Рашидов. — Так вот, сейчас возникла такая ситуация, когда мне снова понадобился ваш совет. В Москве я имел беседу с новым заведующим отделом оргпартработы Лигачевым. Он сообщил мне, что встретиться со мной его попросил Андропов, после чего показал целую кипу писем отсюда, в которых люди жалуются на недостатки, которые существуют в республике.