– Ну что «и», что «и»? – вдруг выпалила мать и наконец-то отважилась посмотреть Анжеле в глаза. – Сама-то как думаешь? К соседке она убежала, вместо того чтобы сидеть тебя ждать.

– Понятно. – Анжела встала и заняла собой все оставшееся пространство.

Ярко-розовый костюм, немного кричащий, но удивительно гармонирующий с избыточной красотой женщины в самом соку. Юбка чуть ниже колена, приталенный пиджак, подчеркивающий натуральное богатство – внушительный бюст. Крепкие крестьянские ноги с массивной голенью, которую Анжела всю жизнь пыталась сделать изящнее с помощью обуви на высоком каблуке. Вот и сейчас приехала в деревню на шпильках. Хотя что ей – водитель забрал из облисполкома и довез до материнского порога.

– Позови ее, – приказала Анжела, подходя к окну, отодвигая занавеску и вдыхая аромат осенних яблок.

– Звала уже, – отозвалась мать. – Не хочет идти, где-то в саду спряталась, сидит небось с Митей на дереве.

– Этот Митя – кто он? – Анжела обернулась и уставилась на Светлану Фоминичну, слегка нахмурившись.

– Это сын Таши, соседки, – пояснила та.

– Таша? Что за имя такое, как собачья кличка? – спокойно, не меняя тона, поинтересовалась Анжела.

– Наталья она, – вздохнула Светлана Фоминична, – но все Ташей кличут.

– Ясно. И где ее найти?

– Так дом справа.

– Там же никто не живет, – удивилась Анжела.

– Уже два года как живет, доченька, – вздохнула Светлана Федоровна и снова отвела глаза.

Тяжело ступая до деревянному полу, Анжела направилась к двери, немного наклонилась, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, взялась за ручку, но, не сдержавшись, обернулась и выпрямилась:

– Знаешь, мама, ты напрасно пытаешься меня в чем-то упрекнуть. Я ведь совершенно не сержусь и не обижаюсь, что ты меня в свое время сдала на пятидневку. Как бы ты сама и работу, и меня потянула? Дитем я не понимала, конечно, а сейчас поняла. И Николь поймет. Тем более у бабушки всяко лучше, чем в интернате.

Она замолчала и уставилась на мать, ожидая ее реакции. Он хотела прочитать в ее глазах одобрение или в крайнем случае просто эмоции. Но та недвижимо смотрела в окно, через которое в комнату проникал запах яблок и гомон детворы.

– Знаешь, доченька, – Светлана Фоминична аккуратно разгладила несуществующую складку на фартуке, – если я о чем в своей грешной жизни и жалею, так это о той проклятой пятидневке.

* * *

Она все вспомнила, стоило ей поднять решение о переводе детей на домашнее обучение и увидеть копии их паспортов. Она вспомнила наркоманку с выводком, встреченную на автобусной остановке в самый худший день ее жизни. Татьяна не смогла сдержать ликования. Она даже рассмеялась, чем немало удивила сотрудников облоно.

Господи, теперь все становится на свои места. Домашнее обучение, нелюбовь к школе, жизнь в дыре, стремление влюбить в себя всех и каждого. Эта Таша – Глафира, которая просто выдавала себя за другого человека. Интересно, как ей удалось похитить четверых детей?

Сегодня утром Татьяна Николаевна принесла заявление в опеку с просьбой проверить условия проживания и законности нахождения в Приусадебном четверых детей. Попросила их дела и увидела, что матерью всех четверых значится Наталья Дорман. Наталья, а не Глафира! После чего Татьяна объявила, что у нее есть все основания полагать, что дети украдены и находятся в стране нелегально.

Чиновники пообещали, что передадут информацию о «возможно ненастоящей матери» в полицию, ну и со своей стороны сделают все возможное, чтобы обезопасить детей.

После посещения опеки Татьяне Николаевне даже пришлось пройтись по улице минут двадцать медленным шагом, чтобы немного успокоиться. Неужели теперь все поймут, что зло – это не она, а та львица в овечьей шкуре, ловко прикидывающаяся доброй?

Она рухнула на пластиковый стул небольшого кафе в парке и, заказав кофе, всерьез подумала, а не выпить ли ей шампанского по такому поводу. Есть что праздновать. Но тут же отмела эту идею – не будет же она пить в одиночестве. Эдуарду врачи запретили употреблять спиртное несколько лет назад, да он никогда и не любил сладкое пойло, предпочитал напитки покрепче.

При мысли о муже настроение испортилось. Вчера он вернулся из больницы, и врачи предупредили Татьяну, что ему нужны постоянный уход и особая диета. У Эдуарда был диабет. Сегодня утром, накормив мужа бульоном и гречкой, Татьяна всерьез задумалась о том, не нанять ли ей сиделку, и тут же испугалась этой мысли. Нет. Она будет заботиться о нем сама. Хотя у нее столько дел в школе…

– Танечка, это ты? – крикнул Эдуард откуда-то из глубины огромной квартиры, когда Татьяна вернулась домой. Дежурный вопрос, даже в чем-то немного глупый – к ним домой никто не приходил. Но если вдруг с Эдуардом что-то случится, без этого вопроса она не сможет жить. Это она совершенно точно знала. Надеялась, что, несмотря на разницу в возрасте, она уйдет первой. Сердце сжалось от одной мысли, но сегодня ее ликование было слишком велико, чтобы позволить грустным мыслям взять верх.

– Что с тобой, радость моя? – Эдуард выехал в коридор и резко остановился. Новая модель его кресла была настолько удобной в обращении, что теперь он мог спокойно передвигаться по квартире без Таниной помощи, даже в те дни, когда неважно себя чувствовал. – Ты вся светишься, неужели ученики порадовали?

– Дождешься от них, – фыркнула Татьяна и счастливо засмеялась. – Пошли на прогулку, а? Там так тепло, последние деньки.

Обычно Эдуард отказывался, прикрывался занятостью, но Татьяна прекрасно понимала, что он просто ненавидел бесцеремонные взгляды прохожих. В редкие моменты, свободные от работы, он мог выехать на просторный балкон и получить дозу витамина Д, как он говорил. Но не дольше двадцати минут. С годами он становился все более и более закрытым для внешнего мира. Татьяна уже и забыла, как это – гулять вдвоем с мужем. Но сегодня ей действительно везло.

– А давай! – неожиданно согласился Эдуард. – В парке пусто, насколько я могу судить из окна, можем даже устроить с тобой пикник, и ты мне расскажешь, что тебя так обрадовало, – ласково улыбнулся муж и протянул ей руку. Таня привычным жестом вложила свою тонкую ладонь в массивную лапищу, а муж ее автоматически поцеловал.

– Это долгая история, – вздохнула она.

– А я никуда не тороплюсь, мы с тобой давно не говорили о жизни.

– Ты был занят, – напомнила Татьяна мужу, открывая встроенный в прихожую шкаф-купе и доставая из него колючий мохеровый шарф, которому было больше лет, чем ей самой, но с которым муж категорически отказывался расставаться. На улице все еще тепло, но временами уже дует прохладный ветер, лучше перестраховаться.

Она повязала мужу шарф, надела на него легкую шерстяную шапку и собиралась укутать его пледом, когда Эдуард возмутился:

– Хватит меня кутать, Танечка, я не младенец!