— А есть ли какой-нибудь смысл в этой встрече, сударь? — отозвался Кох. — Я к тому, что вы, кажется, сумеете скоро закончить дело и без его помощи.

Конечно, он прав. Следует поднажать на Тотцев, и все тайны будут раскрыты.

— «Куй железо, пока горячо», как говорят у нас в Лотингене. Но профессор Кант никогда не простит мне, если я не сдержу обещания. И так как случай оказался столь несложным, — добавил я с улыбкой, — мы можем себе позволить немного поразвлечь старика.

Выйдя из комнаты и спускаясь вниз по лестнице, я начал про себя составлять письмо, в котором собирался сообщить Елене о моем успехе и о скором возвращении домой.

В мгновение радостного головокружения я не мог даже и вообразить те трудности, с которыми мне суждено будет столкнуться еще до завершения дня.

Великолепный черный экипаж ожидал меня у ворот Крепости.

Приближаясь к нему, я не смог удержаться от улыбки. Профессор Кант за зашторенными окнами, по-видимому, с нетерпением смотрит на карманные часы. Он всегда отличался маниакальной пунктуальностью, и весь мир знал об этом. Когда я уже поднял руку, чтобы постучать в стекло и тем самым оповестить о своем приходе, кто-то осторожно коснулся моего локтя и прошептал:

— Могу я побеседовать с вами, сударь?

Из-за кареты выглядывал слуга, сопровождавший Канта сегодня утром у реки. Его крупное и сильное лицо, показавшееся мне тогда лишенным всякого выражения, теперь производило впечатление напряженного и озабоченного.

— Иоганн Одум, не так ли?

Многозначительным взглядом слуга дал мне понять, что я должен пройти вместе с ним за карету.

— Ваш хозяин не простит вам такой траты времени, — поспешил я предупредить его.

— Одно лишь слово, не более, — настаивал Одум. Большим пальцем он указал на экипаж и его пассажира: — События последнего времени стали для него тяжелым испытанием. То, что мы видели сегодня утром у реки, для любого было бы весьма тягостно, сударь, а уж тем более для человека его возраста и чувствительности.

— Вы сами там были и видели его, — прошептал я. — Возможно, профессор Кант физически не слишком силен, но духовно он превосходно держится.

Вероятно, мне следовало бы предупредить слугу, что все опасности позади и что дело фактически завершено, однако я полагал, что прежде всего должен сообщить столь важную новость самому Канту, а не обсуждать ее с его лакеем.

— Он день и ночь работает над этим расследованием, сударь, — ответил слуга. — Иногда всю ночь напролет.

— Всю ночь? — прервал я. — И что он делает?

— Думаю, пишет, сударь.

Я вспомнил о трактате, о котором упоминал герр Яхманн и в существование которого не верил.

— А вам известно, что конкретно он пишет?

Иоганн Одум пожал своими широкими плечами.

— Он в опасности, сударь, — продолжал настаивать слуга. — В настоящей опасности. Сегодня утром его видели с вами у реки. Теперь вас увидят в его экипаже. И перед тем, как мы вышли из дома сегодня утром, я нашел нечто такое, что вам обязательно нужно посмотреть…

— Иоганн! — Раздраженный возглас заставил нас обоих вздрогнуть. — Где поверенный Стиффениис?

Я сделал знак слуге, чтобы тот обежал вокруг кареты, сам же шагнул вперед и привлек внимание профессора Канта.

— Я здесь, сударь, — громко произнес я. — Я забыл кое-какие бумаги у себя в кабинете и был принужден за ними вернуться. Вы не против, если сержант Кох поедет с нами?

Я кивком пригласил Коха пройти вперед.

— Конечно, нет, — нетерпеливо ответил Кант. — Мы должны поторопиться. Дорога длинная, и на улице страшный холод.

— Мы, случаем, не в Сибирь отправляемся, сударь? — пошутил я.

Я знал, что попаду в цель. Страсть Канта к информации любого сорта, включая и сплетни, была столь же хорошо известна, как и его пунктуальность. Новости о корабле, стоящем на причале в порту Пиллау, не могли пройти мимо него. Во всех прусских газетах они обсуждались довольно активно.

— Не так далеко, — ответил он с улыбкой, — но практически в такой же холод.

Я весело рассмеялся. У меня было превосходное настроение. Дело было завершено, оставалась только чисто бумажная работа. Даже если им удастся избежать виселицы, Герду и Ульриха Тотц, несомненно, отправят в ледяные пустыни Сибири. Я не знал, куда нас везет профессор Кант и что собирается нам показать. Чем бы это ни было, подумал я, потакание прихотям старика ничего нового не добавит к нашему расследованию. Хотя, собственно, ничего и не отнимет.

Когда мы отправились в путь, я полагал, что он начнет задавать мне вопросы относительно допроса Тотцев. Ему должно быть интересно, что мне удалось узнать. Сегодня утром профессор проявлял откровенный скептицизм, тем не менее он сам настоял, чтобы я побыстрее допросил Ульриха и Герду Тотц. Вне всякого сомнения, ему захочется услышать, что они мне сообщили.

— Вам нравится ваша новая комната? — спросил Кант внезапно. — Готов поспорить, ее вряд ли можно сравнить с уютным номером в «Балтийском китобое». Фрау Тотц славится умением готовить жареную свинину.

Он что, издевается надо мной? Неужели кулинарные способности хозяйки гостиницы — единственное, что его интересует?

— Гостиница действительно была очень удобна, — неуверенно согласился я.

— Я знал, что вы будете чувствовать себя там как дома, — произнес Кант с добродушной улыбкой. — Конечно, Кенигсбергская крепость во всех отношениях совсем другое дело.

Возможно, именно такое поведение профессора и вызывало беспокойства Яхманна? Качалось, Канта увлекали мелкие подробности и вопросы, совершенно ничего не значащие. Да и вообще, он мало что знал об окружающем мире. Как регулярно сообщали газеты, в течение последних двадцати лет обедал Кант исключительно дома, не принимая никаких приглашений. Знаменитости не могут ничего утаить от прессы.

— Какое мрачное строение эта Крепость! — воскликнул профессор, его настроение явно переменилось. — Когда я был маленьким мальчиком, ее вид вызывал у меня ужас. Мы с матерью проходили мимо нее каждое утро по пути в пиетистский храм. Страх, который я чувствовал, оказавшись рядом с Крепостью, ничто, говорила мне мать, по сравнению с тем трепетом, каковой мне придется пережить, когда я предстану перед Создателем и взгляну Ему в глаза!

Профессор Кант бросил в окно кареты взгляд растерянного ребенка. Крепость уже осталась далеко позади, но ее образ все еще неотступно преследовал его.

— Вы сможете там сегодня ночью спокойно уснуть, Ханно? Говорят, в Крепости обитают призраки жертв тевтонских рыцарей.

Что я мог ответить? Мы с Кохом обменялись красноречивыми взглядами. Наш экипаж грохотал по старому деревянному мосту, а густой туман клубился над стоячей водой в темном рву, окружавшем Крепость. И только ее сторожевая башня выше на холме все еще виднелась в угасающем свете дня. Мрачные укрепления выглядывали из-за плотной стены облаков.