– Ах да! – спохватился он. – Я вот что хотел сказать. Навашем месте я бы залег на дно и лежал бы тихо, как мышка, пока бы непоправился. Отсутствие тела их не удивит. Вы вполне могли разбиться о скалы, аостанки унесло бы течением.

Я содрогнулась.

– А когда вы полностью поправитесь, поезжайте тихо-мирно вБейру, садитесь там на корабль и возвращайтесь в Англию.

– Ага, и будьте паинькой, – презрительно фыркнула я.

– Вы говорите как глупая девчонка.

– Никакая я не глупая девчонка! Я вполне взрослая женщина!

– Что верно, то верно, разрази меня гром, – пробормоталГарри и бросился вон из хижины.

Я поправлялась очень быстро. Больше всего у меня болелиголова и рука. Руку я повредила довольно серьезно; вначале Гарри даже думал,что она сломана. Он, к счастью, ошибся, и скоро я, превозмогая боль, начала еюдвигать.

Странное мы переживали время. Мы были отрезаны от мира,совсем одни, как Адам и Ева… но совсем по-другому! Старая Батани нам не мешала,мы замечали ее присутствие не больше, чем обращали бы внимание на кошку илисобаку. Еду я готовила сама (по возможности, ведь у меня была только однарабочая рука). Гарри часто отлучался, но все равно мы успевали проводить долгиечасы в тени пальм, болтая и ссорясь, страстно споря и опять мирясь. Ссорилисьмы то и дело, однако постепенно между нами завязывалась настоящая, крепкаядружба, о которой я раньше и мечтать-то не смела. Дружба и еще кое-что.

Я понимала, что скоро мне придется покинуть остров, и насердце у меня было тяжело. Неужели Гарри меня отпустит вот так, без единогослова? Не выдав себя даже взглядом? Гарри периодически становился оченьмолчаливым, мрачнел, мог вдруг вскочить и куда-то уйти. Критический моментнаступил однажды вечером. Покончив с незатейливым ужином, мы сидели на пороге хижины.Солнце закатывалось.

Гарри мог обеспечить меня едой и кровом, но шпилек для волосон достать был не в состоянии, и я ходила с распущенными волосами. Они у меняпрямые, черные и длинные, до колен. Я сидела, подперев подбородок ладонями иглубоко задумавшись. Но в какой-то момент почувствовала на себе пристальныйвзгляд Гарри.

– Вы похожи на колдунью, Анна, – произнес он, нарушивмолчание, и в его голосе зазвучали какие-то новые нотки.

Гарри протянул руку и дотронулся до моих волос. Явздрогнула. Он, чертыхнувшись, отскочил и воскликнул:

– Вы должны уехать завтра же!.. Я больше не могу! В концеконцов, я ведь мужчина! Вам надо уехать, Анна. Обязательно. Вы умная девушка исами знаете, что так больше продолжаться не может.

– Да, пожалуй, – медленно произнесла я. – Но… мы былисчастливы, да?

– Счастливы? Какое там счастье?! Это ад!

– Ну уж и ад…

– Почему вы меня мучаете? Зачем издеваетесь надо мной?Говорите, а сами украдкой улыбаетесь.

– Я не улыбаюсь. И вовсе не думаю над вами издеваться. Есливам хочется, чтобы я уехала, то я уеду. А захотите, чтобы осталась, – останусь.

– Не надо! – взволнованно вскричал Гарри. – Не надо! Неискушайте меня, Анна. Вы отдаете себе отчет в том, с кем имеете дело? Я дваждыпреступник. Человек, за которым гонится полиция. Здесь меня знают как ГарриПаркера и считают, что я уходил в поход, но в любой момент местные властисопоставят одни факты с другими, и не миновать беды. Вы так молоды, Анна, и таккрасивы… Мужчины будут сходить от вас с ума. Перед вами весь мир, любовь,счастливая жизнь, все-все! А моя жизнь уже прожита, испорчена, исковеркана, вмоей душе одна горечь.

– Если я не нужна вам…

– Вы знаете, что нужны. Знаете, что я бы все отдал, лишь быне выпускать вас из объятий, навеки спрятать вас здесь, вдали от мира. И выискушаете меня, Анна. Завораживаете своими длинными, как у колдуньи, волосами иглазами… они бывают то золотисто-карие, то зеленые и всегда смеются… даже когдаваши губы не улыбаются. Но я уберегу вас и от меня, и от себя самой. Завтра выуедете. В Бейру!

– Ни в какую Бейру я не поеду, – перебила я Гарри.

– Нет, поедете. Не захотите добровольно, я отвезу вас исилой посажу на корабль. Вы думаете, у меня нет нервов? Думаете, мне легкопросыпаться каждую ночь в страхе, что за вами вот-вот явятся ваши враги? Нельзянадеяться на чудеса. Анна, вы должны уехать в Англию и выйти замуж… Выйти замужи жить счастливо.

– С надежным человеком, за которым я буду как за каменнойстеной.

– Это лучше, чем… чем тридцать три несчастья.

– А что станется с вами?

Он помрачнел, в лице его появилась непоколебимая твердость.

– У меня есть цель. Какая – не спрашивайте. Думаю, выдогадываетесь. Знайте только, что я смою с себя позор или погибну… Но передэтим вытряхну душу из мерзавца, который пытался убить вас в ту ночь!

– Справедливости ради надо сказать, – заметила я, – что онне сталкивал меня в пропасть.

– А ему это и не понадобилось! Он рассчитал все гораздоумнее. Я потом ходил туда. Все было в порядке, но по следам, оставшимся наземле, я понял, что негодяй слегка передвинул камни, отгораживающие тропинку.На самом краю обрыва растут высокие кусты. Негодяй положил в них несколькокамней, и вы считали, что бежите по тропинке, а на самом деле мчались впропасть. Да, если мне удастся до него добраться, я ему не завидую! – Гарринемного помолчал и добавил совсем другим тоном: – Мы никогда не говорили на этитемы, Анна, но теперь пора. Я хочу рассказать вам все с самого начала.

– Если вам горько ворошить прошлое, то не надо, – тихосказала я.

– Нет, я хочу, чтобы вы знали. Я не думал, что смогуповедать кому-нибудь эту историю. Забавные шутки играет с нами судьба, не такли?

Гарри опять помолчал пару минут. Солнце уже зашло, иафриканская ночь накрыла нас своим бархатным покрывалом.

– Кое-что мне известно, – мягко заметила я.

– Что именно?

– Ну, например, что ваше настоящее имя – Гарри Лукас.

Гарри все еще колебался… Он избегал моего взгляда и смотрелпрямо перед собой. Я не понимала, что творится в его душе, но вот наконец онкивнул, как бы приняв какое-то неведомое мне решение, и начал рассказывать.

– Вы правы. Мое настоящее имя – Гарри Лукас. Папа былотставным военным, который уехал в Родезию и стал фермером. Он умер, когда яучился в Кембридже на втором курсе.