– То есть, – задумчиво произнес полковник Рейс, – человексперва теряет от любви разум, а потом его обретает, так?

– Не совсем, но вообще-то можно сказать и так.

– Однако вы, мисс Анна, еще никого не разлюбили?

– Нет, – честно призналась я.

– А полюбить – полюбили?

Я не ответила.

Тут машина доехала до места, и разговор прервался. Мы вышлии начали медленно взбираться на гору. Мне уже не в первый раз стало не по себев присутствии полковника Рейса. Он отлично умел скрывать свои мысли, по егонепроницаемо черным глазам ничего нельзя было понять. Полковник слегка напугалменя. Он вообще меня всегда пугал. Общаясь с ним, я не знала, чего ждать вследующую минуту.

Мы молча карабкались вверх, пока не достигли площадки, гдепод гигантскими валунами покоится тело Родса. Странное, жутковатое место вдалиот людского жилья… оно казалось бесконечным гимном первобытной красоте природы.

Все так же молча мы посидели у могилы. Потом двинулись вниз,слегка отклонившись от первоначального пути. Порой приходилось карабкаться чутьли не на четвереньках, а один раз на нашей дороге выросла почти отвесная скала.

Полковник Рейс шел впереди.

– Давайте я вас перенесу, – внезапно предложил он и быстроподхватил меня на руки.

Я вдруг почувствовала, до чего же он силен. Словно из железаотлит, со стальными мускулами. И опять мне стало страшно, особенно потому, чтоон, поставив меня на землю и разжав объятья, не отступил назад, а стоялвплотную, глядя мне прямо в глаза.

– Скажите честно, что вы тут делаете, Анна Беддингфелд? –резко спросил полковник Рейс.

– Я цыганка, решившая увидеть мир.

– Да, отчасти это так. Но статьи в газете – всего лишьблаговидный предлог. У вас не журналистский склад души. Вы сама по себе, выпытаетесь схватить судьбу за хвост. Но и это еще не все.

Что он хотел сказать? Мне было страшно, страшно… Я в упорпосмотрела на Рейса. Мои глаза не умеют так хорошо хранить тайны, как его, ноони могут бросить врагу вызов.

– А что вы здесь делаете, полковник Рейс? – решительноспросила я.

На мгновение мне показалось, что он не ответит. Рейс явнобыл ошеломлен. Когда же наконец он заговорил, его слова явно доставляли емукакое-то мрачное удовольствие.

– Я тешу свое честолюбие, – сказал Рейс. – Да-да, верно!Тешу свое честолюбие. Помните, мисс Беддингфелд: гордыня – смертный грех!

– Ходят слухи, – с расстановкой произнесла я, – что высвязаны с правительством… якобы вы сотрудник секретной службы. Это правда?

Мне почудилось, что на какую-то долю секунды он заколебался.

– Смею уверить вас, мисс Беддингфелд, что я здесь сугубочастное лицо и путешествую исключительно для собственного удовольствия.

Когда я потом вспоминала наш разговор, эти слова показалисьмне несколько двусмысленными. Но, может, полковник и добивался такоговпечатления?!

Мы молча сели обратно в машину. На полпути в Булавайо нампришло в голову остановиться и выпить чаю в примитивной хижине у дороги.Владелец заведения возился в саду и, похоже, был недоволен, что егопобеспокоили. Мы прождали целую вечность; наконец он принес черствые,прямо-таки каменные кексы и тепловатый чай. И тут же опять скрылся в саду.

Едва хозяин ушел, нас окружило шесть кошек. Они жалобномяукали. Поднялся оглушительный шум. Я дала им кусочек кекса. Они жаднонабросились на него и моментально съели. Я вылила в блюдце все молоко, чтоподал нам к чаю хозяин, и у кошек завязалась целая баталия.

– Ой! Они умирают с голоду! – возмущенно воскликнула я. –Это ужасно. Пожалуйста, ради бога, закажите еще молока и кекс!

Полковник Рейс молча отправился выполнять мою просьбу. Кошкиопять замяукали. Он вернулся с большим кувшином молока, бедняги вылакали все докапли.

Я решительно встала.

– Надо взять кисок с собой. Я их тут не оставлю.

– Девочка моя, не делайте глупостей. Вам мало пятидесятидеревянных статуэток?

– При чем здесь статуэтки?! Кошки живые, живые! Я возьму ихс собой.

– И не вздумайте!

Я хотела было возмутиться, но полковник продолжал:

– Вы считаете меня жестоким, но поверьте, сентиментальностьдо добра не доводит. Слезами горю не поможешь… Я не разрешу вам взять кошек.Если уж на то пошло, мы с вами в дикой стране с простыми нравами, и я сильнеевас.

Я умею признавать свое поражение. Но когда мы шли к машине,в моих глазах стояли слезы.

– Может, у хозяев только сегодня мало еды, – попыталсяутешить меня Рейс. – Жена хозяина уехала в Булавайо за продуктами. Все будетнормально. Да и вообще, мало ли на свете котов, подыхающих с голоду?

– Не смейте, не смейте! – яростно вскричала я.

– Ну, что вы! Я просто учу вас воспринимать жизнь как онаесть. Человек должен быть жесток и безжалостен… как я. В этом секрет силы иуспеха!

– Я лучше умру, чем ожесточусь! – горячо воскликнула я.

Мы сели в машину и поехали. Я постепенно успокоилась.Внезапно, к моему великому удивлению, полковник Рейс взял меня за руку.

– Анна, – ласково сказал он, – я не могу без вас жить. Высогласны выйти за меня замуж?

Я была потрясена.

– Н-нет. – Я даже заикаться начала. – Н-не могу.

– Почему?

– Я не люблю вас. И никогда о вас не думала… в этом смысле.

– Понятно. Это единственная причина?

Я чувствовала, что должна быть с ним откровенной. Почему-тоя ощущала себя в долгу перед Рейсом.

– Нет. Не единственная. Видите ли, я люблю другого.

– Понятно, – еще раз сказал он. – Это началось тогда, на«Килмордене»? Когда я вас впервые увидел?

– Нет, – прошептала я. – Раньше.

– Понятно, – в третий раз произнес полковник, но теперь в голосеего прозвучала такая решимость, что я невольно подняла на него глаза. Стольнепреклонного выражения на его лице я еще не видела.

– О чем вы? – пролепетала я.

Рейс взглянул на меня властно и загадочно.

– Лишь о том, что теперь я знаю, как мне поступить.