Через секунду он уже легкой трусцой направлялся к своим машинам.

– Вот урод… – Патерсон смачно сплюнул в окно, глядя на удаляющегося полицейского.

Когда иракец уже почти дошел до своих, из «Тойоты» навстречу ему вышел еще один.

Америкацы не слышали, о чем говорили полицейские, могли только наблюдать. Наконец, второй полисмен направился в сторону бункера, набросив на плечо какой-то рюкзак, а первый, который подходил к постовым, забрался в кабину грузовика. Автомобиль газанул и, добавив в воздух смачную порцию гари, медленно двинулся за старшим офицером.

Дверь командного пункта распахнулась.

– Переводчика! Переводчика к командиру! – зычно крикнул сержант Бигль, застегивая на груди свой бронежилет.

Видимо, он думал, что после его вопля переводчик материализуется перед ним мгновенно и очень удивился, не обнаружив его перед собой через две сотые секунды.

– Где этот чертов, я его пристрелю двадцать раз, мать его, переводчик! Где его носят эти чертовы долбаные иракские черти! Вечно он где-то болтается!

Дверь с противным лязгом захлопнулась.

Помещение, отведенное под столовую, было смежным с командным пунктом, поэтому те, кто сидел за столом, первыми приняли на себя удар звуковой волны.

– Слушай, Родька, а всем вашим командирам вживляют корабельные ревуны? – спросил Павел, когда эхо закончило метаться по бункеру ослепшей летучей мышью. Родион хрюкнул, сдерживая смех.

– Хорошо я успел рот открыть, – сказал Леонид, – а то у меня бы лопнули барабанные перепонки.

– Не, на самом деле у него голосок то-о-о-оненький. Просто тут акустика хорошая.

Раздался дробный топот и в комнату к командиру вбежал смуглый солдат, по виду – самый настоящий араб, но в американской армейской форме и без знаков различия.

– Это переводчик? – осведомился Леонид. – Из местных, что ли?

– Угу, – кивнул Родион, – он самый. Ирокез.

– Ха-ха! Тогда уже «ирАкез»!

– А как его зовут?

– Джон.

– Джон?

– Просто Джон.

– Понятно…

Из-за двери раздались новые громогласные вопли. Павлу показалось, что тяжелая металлическая дверь даже немного выгнулась наружу.

– Работка у него та еще… – Захаров-младший тянул через трубочку персиковый сок, – наши его не любят, местные убить готовы…

– Завидовать нечему.

– Свой среди чужих… – вздохнул Леонид.

– Точно подметил, Леня… – Павел кивнул оператору, – чужой среди своих.

– Но ведь его никто не заставлял?

– Сам пошел.

– Ну, тогда я скажу так: Portatur leviter, quod quisque libenter…

– Переведи.

– Легко нести то, что несешь добровольно.

– Стоп! – пулеметчик предостерегающе поднял руку, когда тяжелый грузовик вознамерился было повернуть в их сторону. – Ясно же было сказано – только командир! Остальным – стоять на месте!

Для пущей убедительности Патерсон нацелил ствол своего пулемета прямо в лобовое стекло грузовика.

Полицейский повернулся к автомобилю и поднял ладонь, приказывая водителю остановиться. А потом махнул ему несколько раз, чтобы тот сдал назад и не стоял прямо перед «Хаммером» американцев, загораживая им обзор.

Сопровождаемый взглядом Пирсона, офицер проследовал к бункеру. Сидящий на водительском месте, тот немного повернул зеркало заднего вида, чтобы видеть удаляющегося иракца, и в этот момент заметил странность: тот направился почему-то не к главному входу, а к дальнему, запасному. Рядом со вторым входом работал дизель-генератор, укрытый с боков мешками с песком, а сверху – маскировочной сетью, зацепленной за козырек над входом.

– Куда он поперся?! – воскликнул солдат.

– Пошли, встретим твоих… – из кабинета быстрым шагом вышли Майкман и переводчик. Капитан был в бронежилете и каске, в руках была винтовка. Переводчик уже опустил маску, закрывавшую его лицо. – Черт бы ее побрал, эту местную полицию! – продолжал ругаться офицер. – Мы их ждали два часа назад! Первый взвод уже уехал и сейчас находится хрен знает где! Я не буду его возвращать! Кстати, – капитан повернулся и крикнул в проем двери: – Шепард, свяжись с «Альфой», узнай, где они сейчас!

Полицейский пропал из поля зрения водителя, и тому потребовалось около двух секунд, чтобы понять, что зеркало он дальше подвинуть не сможет. Когда же он смог развернуться и повернуть голову, то увидел, что иракец уже снял с плеча рюкзак и мощным махом пытается закинуть его на козырек над входом, прямо под наблюдательный пункт, в котором находился еще один американский солдат. Укрытый за двойным слоем мешков с песком, тот не видел действий полицейского и никак не мог ему помешать.

Бросок не получился. Видимо, груз оказался тяжелее и иракец не рассчитал силы. Мешок стукнулся о край козырька и свалился на землю, практически на дизель-генератор, в метре от второго входа.

Догадка словно пронзила Пирсона.

– Нападение! – только и успел крикнуть он в рацию, как раздался мощный взрыв. Впрочем, его крик не ушел в радиоэфир – боец не дожал кнопку передачи, поэтому единственный, кто его услышал, был его пулеметчик. А в следующую секунду их накрыла взрывная волна.

Бункер тряхнуло так, что со стен посыпались пыль и штукатурка; предбанник практически раскололся и превратился в груду хаотично наваленных камней и осколков бетона. Волна прошла по короткому коридору мимо и, толкнув глухую стену, откатилась назад. Родиона, Павла и Леонида, находившихся в этот момент в пяти метрах от места взрыва, просто смело. Стол, за которым они сидели, поднялся на дыбы и накрыл их, защитив от каменной крошки и крупных осколков, разлетевшихся по помещению. Металлическая дверь, закрывавшая запасной вход, выдержала, но ее со страшной силой вогнуло внутрь. Между дверью и поврежденной стеной образовались широкие щели, а через трещины в бетонной стене начал пробиваться уличный свет вперемежку с дымом.

Взрыв застал Майкмана в тот момент, когда шедший первым переводчик толкнул от себя дверь главного входа. Иракец даже не успел удивиться тому, что тяжелая дверь, которую требовалось толкать наружу двумя руками, распахнулась так легко. Теперь же дверь, уже наполовину открытую, буквально вырвало из рук. Удивительно, что «Джон» не лишился пальцев! Иракца оторвало от земли и швырнуло назад, где он и столкнулся с капитаном. В эту же секунду Майкман оглох. Раздался тяжелый удар, от которого, как показалось американцу, содрогнулись толстые стены. В дверной проем ворвался смерч из песка и камней, сбил с ног капитана – и он повалился на пол. Ярко вспыхнула и, лопнув, заискрила лампа над входом. Офицер уже понял, что произошло нападение, эта мысль его не пугала, даже наоборот. Появилась какая-то определенность. Раз нападение – значит будет бой. И раз он понимает, что будет бой, значит он еще жив.