– С чего ты взял, что я тут останусь?

– Так я ж говорю, Серега, ты сюда для чего приехал? Явно не за нами. Зуб даю – ты даже не знал, что мы тут!

– Почему же ты так думаешь? – Бойченко ощутил, что где-то внутри у него растет неясная тревога и медленно, как вьюнок, опутывает его своими тоненькими, но плотными и упругими щупальцами.

– А то я не видел, как ты подпрыгнул, когда я тебя по имени назвал!

– Слабый аргумент.

– У тебя в машине карта местности, на которой этот бункер отмечен.

– Так я к вам сюда и ехал!

– Ехал-то сюда. Но к нам ли? На трубу полез, я поверю, чтобы на бункер поглазеть. Что же вы, господа, не нашли какого-нибудь бедного иракца, чтобы он мимо прошел и сказал, что тут американцы сидят? За пару долларов согласился бы.

Бойченко не удостоил Павла ответом, отвернувшись к окну. Двое солдат подняли капот одного из броневиков и что-то осматривали в двигателе.

– Кроме бункера, с той трубы смотреть не на что. Тут кругом помойка. О, а вот и Надя идет!

Вдоль строения, не торопясь, шел Родион, что-то объясняющий девушке. Та держала в руках блокнот. Журналистка была в бронежилете, на голове была надета каска, действительно слишком большая для нее. Рядом, то заходя вперед, то приотставая, двигался Леонид с камерой на плече. Каску оператор надевать не стал, но бронежилет на нем был. Съемки продолжались.

– Она симпатичная, да?

– Это не твое собачье дело.

– И она тебе очень нравится. Или не нравится?

– Повторяю – это не твое собачье дело.

Надя, наверное, почувствовала, что за ней наблюдают: повернула голову и помахала сидящим в машине мужчинам. Сергей с улыбкой помахал ей в ответ, высунув руку из окна.

– Подводим итог, – Павел хлопнул себя по коленке. – А… Погоди. Я у тебя еще про фотографию мужика со шрамом не спросил.

Бойченко вздохнул.

– Молчишь… Ты мне расскажешь, что ты тут делаешь, или Надя узнает, что ты ею воспользовался.

– Ты что, школу шантажистов с золотой медалью закончил?

– Ага. С отличием. Рассказывай уже, не томи. Что за дядька с разрезанной физиономией?

Бойченко колебался.

– А тебе-то радость какая от этого всего? – решил он зайти с другой стороны.

– Мне откровенно насрать на все происходящее в этом долбанном вонючем Багдаде, но тут служит мой младший братишка, врубаешься? Ему здесь еще долго торчать. И запасного брата у меня нет.

– Понятно, – Бойченко меланхолично ковырял пластиковой вилочкой в одном из пакетов.

– Что ты как неродной, в самом деле? – продолжал наседать Павел. – Ну хорошо, хочешь, я тебе свой шоколадный бисквит отдам!

– Засунь этот бисквит себе в жопу…

– Фу, как некультурно!

– Когда я ем, я глух и нем.

– Ну и?.. Чья рожа?

– Это не мое. Кто-то из консульских, наверное, забыл.

– Ага. Точно. Как же это я сам не догадался! И эта картинка лежит аккуратно сложенной вместе со всеми твоими документами! Придумай что получше.

Сергей почувствовал, как по спине, почти как крысы с тонущего корабля, побежали холодные-холодные мурашки.

– Как же ты меня бесишь, а…

– Наверное, тебе надо его того… Угадал?

– С чего ты взял? – Сергей изумленно вытаращился на Павла. – Ты не перегрелся часом? Могу остудить.

– Ну не магнит же на холодильник передать! У него такая рожа, что даже я хочу его убить, хотя не знаю, кто он такой. Серый, я может быть и похож на идиота, но далеко не идиот… Вот тут у тебя, – Павел кивнул за спину, – калаш, ГШ-18 и куча патронов к ним. С учетом того, что ты залез на трубу и не свалился, когда сработала светошумовая…

Павел по одному загибал пальцы.

…– и если вспомнить, что тебя обеспечили замечательной дипломатической неприкосновенностью, то мне не остается места для маневра. Ты самый что ни на есть спецагент. Да ты, бля, самый настоящий русский Джеймс Бонд!

Бойченко почувствовал, что ладони его вспотели и осторожно перевел дыхание. «А ведь действительно не идиот…»

– Если ты не заметил, Павлик, мы в Багдаде. Тут стреляют. Не веришь – вон, у брата спроси. Почему я не могу возить с собой ствол для самообороны?

– Ну ладно, пусть для самообороны. Хотя с таким количеством боеприпасов можно месяц самообороняться… И не называй меня «Павлик». Меня это раздражает.

«Ну все…Пипец…»

– И что ты мне сделаешь, Павлик?

– А с какой стати ты приехал именно сюда, а? С оружием. И еще приволок с собой жратвы недели на три, не меньше. Вывод напрашивается сам собой, – Захаров откусил приличный кусок бисквита. – О, вкусная штука, между прочим. Зря ты отказался… Если жрачка кончится, Коровин еще привезет, да? Еще раз назовешь меня «Павлик», я ткну тебе пальцем в глаз.

– Я тебе палец сломаю.

– Не страшно. У меня пальцев больше, чем у тебя глаз.

– Слушай, ты, юморист хренов, откуда ты такой вообще взялся, а? – Сергею было все труднее сдерживать себя.

– Откуда взялся? Меня Надя сюда пригласила. Но ты рака за камень не заводи. Не уходи от темы. У меня последний вопрос.

«Сейчас он спросит, зачем Аль-Бахмару тут появляться…»

– Ну? – С как можно более равнодушным видом Бойченко глянул на собеседника.

– Какого хрена этому дядьке тут делать?

«Ладно, будь что будет…»

Бойченко резко протянул руку и, схватив Павла за широкую лямку бронежилета, подтянул его к себе.

– А теперь слушай меня внимательно, – Сергей практически шептал. – Я приехал сюда, чтобы группу прикрывать. Оружие – для самообороны. Мы же не по Арбату гуляем, да? Сухпаи – чтобы мне и вам жрать. Откуда мне знать, в каких вы тут условиях торчите? А? Фотографии и бумажки в машине не мои. Машина консульская, в ней много кто катается, могли и оставить. Каким образом Коровин мне дипнеприкосновенность сделал, я понятия не имею. Мне сам факт важен, ясно? Пинкертон херов… Не плоди сущностей сверх разумного.

Секунд пять Павел пытался врубиться в суть услышанного, а потом расхохотался.

– Заткнись, – процедил Бойченко сквозь зубы и отпустил руку.

Он увидел, что они уже не одни – к машине направлялась Курочкина.

– Как же тяжело с тобой разговаривать, – вздохнул Павел. – Друзей, похоже, у тебя совсем нет, Серега…

Последняя фраза была произнесена так, что Бойченко будто током ударило. Сергей уже не был уверен, что именно из сказанного Павлом его больше напугало: догадки относительно его миссии или слова о друзьях.