16 января 1856 года Александр II принял условия мира, а российское правительство уведомило об этом Австрию. Эта новость разочаровала Кавура и его приближенных. Война закончилась, а Австрия не стала противником Франции и Великобритании. «Момент тяжелый, и я в депрессии, но не обескуражен»[272], — написал Кавур 19 января генералу Ламарморе. Теперь предстояло биться за такой мир, который должен в последующем благоприятствовать Турину в борьбе с Веной.

21 января 1856 года Александру Валевскому передали письмо Кавура, где сардинец говорил о шагах, которые необходимо было предпринять в Италии. Добиваться каких-либо территориальных уступок со стороны Австрии не приходится, размышлял итальянец, поскольку та оказала великую дипломатическую услугу Европе в прекращении войны с Россией. Тем не менее необходимо принудить австрийцев обращаться с Пьемонтом справедливо, а управлять своими итальянскими провинциями менее жестоко. Поэтому дружеский совет со стороны Франции, продолжал министр, может подвигнуть Вену на выполнение этих требований. Франции необходимо оказать давление на неаполитанского короля, чтобы сделать его политику более человечной. Юг Италии превратился в одиозный режим, абсурдный и жестокий. Люди безвинно томятся в тюрьмах и безжалостно преследуются.

В Папской области, Романье и легатствах[273] находятся австрийцы. Они должны покинуть эти территории, а папские наместники должны уступить место гражданской администрации. Герцог Модены или великий герцог Тосканы могли бы стать здесь государями. Какими бы плохими они оба ни были, правление любого из них все равно будет предпочтительнее папского режима. «Что терпят современные люди или, по крайней мере, что они ненавидят больше всего, так это переход священников в политики и администраторы… Везде правило сабли предпочтительнее правила рясы. И не без оснований, потому что режим священников, наблюдаемый рядом, представляет все виды неудобства без каких-либо преимуществ»[274].

Эти меры, по мнению сардинца, должны были положить начало работе по оздоровлению ситуации в Италии, поскольку полуостров находился на грани потрясений. Кавур настаивал также на том, чтобы его план был возвращением к итальянскому равновесию, закрепленному в Венском договоре, поскольку этот документ не санкционировал узурпацию Австрийской империей контроля над государствами к югу от реки По.

В завершение Кавур намекнул, что все сказанное совпадает с интересами императора, и добавил, что если мирный конгресс не обсудит итальянский вопрос, то это санкционирует почти на официальном уровне плачевное положение вещей для Италии и опасное для западных держав.

Крымская война шла к своему завершению. Основные ее участники получили приглашение Франции собраться в Париже на конгресс и обсудить окончательные условия мирного договора. В ходе предварительных дипломатических консультаций Австрия выступила за исключение Сардинии из участников конгресса, но это предложение было отклонено Францией и Великобританией. Австрийская дипломатия продолжила свою работу по ограничению участия пьемонтцев в конгрессе. В конечном итоге французы, британцы и австрийцы пришли к согласию относительно того, что сардинцы будут участвовать в обсуждении только тех вопросов, которые их непосредственно касаются.

Тем временем в Турине развернулась дискуссия о статусе страны на конгрессе в Париже и кто ее должен там представлять. Виктор Эммануил II и министры хотели, чтобы во Францию был направлен Массимо Д'Адзельо. Но бывший глава правительства, наслышанный об интригах Вены, согласился с этим при условии, что сардинцам будет предоставлено право участвовать в переговорах наравне с представителями великих держав.

Кавур и министр иностранных дел Чибрарио уверяли его, что именно так и будет. Однако за несколько дней до открытия конгресса пришло сообщение, что пьемонтцам не будет дано право принимать участие в обсуждении всей повестки. Д'Адзельо обвинил Кавура и его министров в обмане и отказался отправляться в Париж. Миссия главного переговорщика легла на плечи главы кабинета.

Кавур осознавал, что участие в конгрессе не станет благодатным делом. Сардиния не могла претендовать на какие-либо материальные блага, а ее роль заведомо будет второстепенной. Принесенные жертвы во время войны никак не окупятся. Он, скорее всего, ничего не привезет из Парижа и станет в очередной раз мишенью для критики. «Вполне вероятно, — писал Кавур Вильямарине, сардинскому послу в Париже, который должен был стать его коллегой по переговорам, — что эта миссия будет последним актом в моей политической жизни»[275].

Портрет Массимо Д'Адзельо. Художник. Франческо Айец, 1860

13 февраля 1856 года Кавур отбыл из Турина и, прибыв через два дня в столицу Франции, расположился в Hôtel de Londres. Премьер-министр Пьемонта обладал замечательным качеством — не падать духом. До начала работы конгресса оставалось еще несколько дней, и он проявил завидную кипучую энергию. Хитрый итальянец решил всеми правдами и неправдами добиться на предстоящем форуме для своей родины максимально возможного равного статуса с другими странами. Кавур попытался встретиться со всеми, кто мог оказать поддержку и повлиять на главных персонажей предстоящих переговоров.

Лорд Кларендон в ответ на просьбы пьемонтца сказал, что он не видит проблем в участии сардинских представителей в обсуждении всех вопросов повестки конгресса. Правда, ему было не совсем понятно, для чего надо присутствовать при обсуждении темы, которая не представляет интереса. «Вы будете присутствовать на их обсуждении и что-нибудь придумаете еще», — с улыбкой отметил британский министр иностранных дел.

Сардинец несколько раз оказывался в королевском дворце Palais Royal, где проживал родственник Наполеона III принц Наполеон Жозеф, по прозвищу Плон-Плон, и располагался его двор. Судя по всему, он там нашел понимание.

Во время своего пребывания во Франции Кавур свел близкое знакомство с личным доктором и близким другом императора французов Анри Конно, которое оказалось чрезвычайно удачным. Он интриговал и плел сети вместе с блистательной графиней Вирджинией ди Кастильоне[276]. «Сообщаю вам, — делился своими мыслями Кавур Чибрарио, — что я записал в ряды дипломатии прекрасную графиню ди К[астильоне], пожелав ей пококетничать с Императором, а если надо, и соблазнить его. Вчера она незаметно начала свою партию на концерте в Тюильри»[277]. Действительно мощное оружие в борьбе за политическую благосклонность сильных мира сего. Там, где надо, помогали деньги, а они, как известно, открывают многие двери и помогают решить важные вопросы…

Несколько раз Наполеон III лично принял у себя пьемонтца. Глава Франции был настроен весьма благодушно к делегации Сардинского королевства и был не против участия итальянцев в обсуждении всех вопросов повестки конгресса. Кавур, к своему удовлетворению, понял, что его мысли о делах в Италии, переданные в письменном виде Валевскому, достигли цели. Разговор шел предметный, в рамках тем, обозначенных в документе.

Удалить австрийцев из Центральной Италии, по мнению императора, представлялось