наряд лесоруба, как тогда, когда впервые приехал, и, сдержав слово, избавился от бакенбард. Аделина вновь отметила, что его внешность изменилась к лучшему.

Они отправились по извилистым тропинкам, ведшим в Джалну. Он вел лошадь, а Аделина привычно перекинула через руку длинную юбку для верховой езды.

На стройке они встретили полковника Вона и Филиппа, которые стояли возле лестницы и обсуждали ширину ступеней, изгиб перил и конструкцию предполагаемой нижней стойки. Аделина заявила, что по удобству лестнице нет равных. По ней она может бегать вверх и вниз целый день, держа по ребенку в каждой руке.

Полковник пригласил Джеймса присоединиться к другим его гостям за ужином. Уилмота приглашали в поместье не так часто, как могло бы быть, будь миссис Вон к нему более расположенной. Она несколько раз слышала его высказывания о религии и политике, противоречившие ее взглядам, и считала его опасной компанией для Роберта. Еще больше ей не нравилось его восхищение Аделиной, которое она замечала в его глазах. Миссис Вон полагала, что Аделина поступает безрассудно, посещая его дом в одиночку, и таким образом становится предметом сплетен. Со стороны Филиппа позволять такое было неразумно, считала она. Она сказала Аделине в тот же день перед ужином.

– Дорогая миссис Вон, – ответила ей Аделина с несколько угрожающей улыбкой. – Пожалуйста, не упрекайте меня за совершенно невинные вещи.

– Я вас не упрекаю, миссис Уайток. Я всего лишь вас предупреждаю.

– Предупреждаете? О чем?

– О вас начнут говорить.

– Вы хотите сказать, что обо мне уже говорят?

– Вам должно быть известно, что то, что вы делаете, далеко от условностей, принятых в обществе.

– Мы с Филиппом против условностей. Нам плевать, что говорят сплетники.

– Но эти люди не сплетники. Это хорошие люди, и, помните, это ваши будущие соседи.

– О, миссис Вон, пожалуйста, не говорите со мной таким тоном! – Аделина покраснела, но уже более спокойно добавила: – Пока я живу здесь, с вами, я не буду одна ходить в дом мистера Уилмота. Надеюсь, это устроит всех.

Аделина пошла одеваться к ужину, чувствуя все большие ограничения жизни в гостях. Она остановилась у двери в детскую и открыла ее. Николас только что принял ванну и сидел на коленях у няни мокрый и сияющий, как раковина, только что поднятая из моря. Он бросил губку на пол и, сидя на коленях Матильды, тянулся к ней своими скользкими розовыми пальчиками. Няня с горделивой усталой улыбкой посмотрела на Аделину, как бы говоря: «Может, вы его и родили, но сейчас он мой, мой».

– Ты ангел! – воскликнула Аделина. – Ах, няня, как он вырос! Правда, его ямочки на щеках очаровательны?

– Так оно и есть, мэм, – ответила няня так самодовольно, будто она вдавила их собственным пальцем.

Вышла Гасси с куклой в руках, которую ей подарил Уилмот. На девочке была только сорочка.

– Смотри, – сказала Гасси, поднимая куклу.

– Очень красивая, – сказала Аделина, но тут же перевела взгляд на Николаса.

Гасси положила куклу в ванну и надавила. Когда кукла опустилась под воду, в глазах девочки появилось странное выражение. Она что-то вспомнила и повернулась к матери.

– Ханифа, – сказала она.

Аделина была поражена, почти напугана. Что запомнил ребенок? Почему она произнесла имя прежней няни?

– Вот-вот, одно баловство! – воскликнула няня. – Весь день не могу за ней угнаться. Не одно, так другое. Если вы ее накажете, мэм, это пойдет на пользу.

Гасси охватил приступ сильного кашля, завершившийся странным криком. Когда приступ прошел, ее лицо стало пунцовым, а лоб повлажнел от пота. Аделина вытерла его своим носовым платком.

– Бедная маленькая Гасси, – пробормотала она, обнимая дочь. – Как же ты кашляешь! Вот что выходит, няня, что она ходила пить чай к маленьким Пинкам.

– Но, мэм, вы сами этого хотели. Мне самой эта идея не понравилась. Никакая предосторожность не лишняя, когда ребенок в доме.

– Боже милостивый, откуда мне было знать, что у маленьких Пинков коклюш?

– Никогда не знаешь, что подхватят дети священника, мэм.

На лестнице послышались шаги, и раздался быстрый стук в дверь.

– Это доктор, – сказала няня, заворачивая голенького Николаса в огромное банное полотенце.

Аделина открыла дверь, и вошел доктор Рамзи. Это был молодой человек лет тридцати, худощавый, но весьма здоровый. Его высокие скулы и плотно сжатые губы придавали ему вид человека выносливого и слегка дерзкого. Манеры его были несколько резки.

Поздоровавшись с Аделиной, он повернулся к маленькой пациентке.

– Привет, – сказал он. – Снова приступ кашля, да?

Гасси серьезно согласилась. Она провела рукой по лбу, убирая влажные кудряшки.

Доктор сел и посадил ее к себе на колени. Он положил пальцы на ее крошечное запястье, но при этом не сводил глаз с Аделины.

– Было бы неплохо отыскать возможность изолировать ее, – произнес он. – Будет очень неприятно, если у вас разовьется коклюш, миссис Уайток.

– Вероятность этого невелика, я ведь не подхватила его, когда одновременно болели пятеро моих братьев.

– Жаль, что вы тогда не заболели, – ответил он.

– В самом деле, я тогда не заразилась, иначе бы пропустила скачки в Дублине, на которые возил дед, а пятеро моих братьев остались кашлять дома.

– Лучше пропустить скачки, чем потерять нерожденного ребенка, – возразил он.

Аделина колебалась между полным доверием к доктору Рамзи и неприязнью к нему. Неприязнь не умаляла доверия, но бросала на него тень.

– Единственное, о чем я беспокоюсь, – это мой малыш. Он еще ни дня не болел, – сказала она.

Врач повернулся к Николасу, удобно устроившемуся на коленях у няни.

– Если он заболеет кашлем, то ослабит свое прекрасное тело, – заметил он.

– Если бы мисс Августа держалась от него подальше, – пожаловалась няня. – Но она от него не отходит.

– Если бы только миссис Уайток держалась подальше от Августы, – сказал Рамзи.

Филипп застал Аделину в их комнате: она одевалась к ужину. После замечаний миссис Вон насчет визитов в дом Уилмота и некоторым раздражением, вызванным доктором Рамзи, настроение у нее было не самым лучшим. Сунув голову в платяной шкаф, она недовольно сообщила Филиппу:

– Признаюсь, мне надоело учитывать чувства других людей. С утра до вечера я стараюсь не обижаться. Вся моя одежда свалена в кучу, мои дети заброшены. У нас с тобой все кувырком.

– В чем дело? – лаконично поинтересовался Филипп, расстегивая жилет.

– Для тебя все хорошо! Ты свободен, как ветер! Тебя не упрекают за визиты к соседу. Ты не ждешь ребенка. Твои семнадцать кринолинов не висят на одном крючке. Тебе ничто не мешает!

– Когда я курю сигару, мне приходится высовывать голову в окно или в дымоход, – мягко отметил он. – Миссис Вон