– Блин, а тебе идёт. – Эрик Шефер указал на разбитое лицо и сел за стол напротив мужчины. – Болит? Что-нибудь, кроме пострадавшей мужской гордости?

Он молчал.

– Должно быть, немного неловко, что такой денди в брючках со стрелками в лапшу искромсал своими ухоженными ручками такого уличного пацана, как ты.

Шефер швырнул папку с делом на стол.

– Неловко! – повторил он, состроив сочувственную гримасу. Он выдвинул стул и сел напротив. – Стефан, верно? Стефан Нильсен? Мы не встречались раньше, но ты, как я вижу, постоянный гость в Управлении, поэтому знаешь это место и знаешь, как оно работает. Конечно, я должен тебе сообщить, что у тебя есть право на адвоката и что ты не обязан разговаривать с полицией. Но если ты расскажешь мне кое-что, что я хотел бы знать, возможно, мы немного тебе поможем, когда ты отправишься на конституционное слушание через пару часов.

Мужчина откинулся на спинку стула и приветливо улыбнулся.

– Ты не можешь предложить ничего, что мне нужно.

– Значит, тебя не интересует смягчение наказания?

– Мне всё равно. Я скоро отсюда выйду.

– Не стоит на это рассчитывать, – сказал Шефер. – Наказание за преступления такого рода – пять лет. Избежать его тебе не удастся. У того, что ты сделал, есть свидетели. Ты сядешь – это как пить дать. А когда мы привлечём тебя ещё и по делу об убийстве Ульрика Андерсона, срок удвоится. Если сейчас мы не придём к компромиссу.

Шефер открыл папку и достал фотографию Ульрика Андерсона на столе патологоанатома. Он лежал со вскрытой грудной клеткой, как будто это была неразобранная после переезда коробка: тёмно-красные органы, жёлтый жир, кишечник и сухожилия в свободном доступе.

Шефер подтолкнул фотографию, и она скользнула по столу, остановившись в нескольких дюймах от правой руки мужчины.

– Вот он, – сказал Шефер. – Помнишь его? Именно ему ты угрожал пистолетом несколько лет назад – и его ты замучил и повесил в его квартире на Амагере на днях.

– Не помню.

Взгляд его быстрых глаз был игривым, вызывающим. Если не смотреть на его разбитое лицо, нельзя было сказать, что накануне этот человек повстречал более сильного противника. Скорее он выглядел так, будто наслаждался.

– Где ты был в четверг?

Он пожал плечами.

– Где-то.

– Где конкретно ты был в четверг с полудня до десяти вечера?

Мужчина откинулся на спинку стула. Он заложил руки за голову и скрестил вытянутые ноги.

– Я пас.

Взгляд Шефера скользнул по нему и остановился на его обуви.

– Классные кроссовки, – сказал он, кивая на красные подошвы, выглядывавшие из-под стола.

Мужчина посмотрел на потолок и тяжело выдохнул, но промолчал.

– Сейчас такие стоят совсем других денег, чем в моей молодости, – продолжал Шефер. – Сегодня такая модная обувь стоит как минимум дневного заработка.

Некоторое время он перебирал документы в папке.

– В этих бамагах не сообщается, чем ты зарабатываешь.

Тишина.

– При задержании у тебя оказалось почти восемь тысяч крон наличными.

– Ну и?

– Откуда они взялись?

– От зубной феи, – сказал мужчина, обнажая в улыбке сломанный зуб.

– Где ты зарабатываешь на жизнь?

– Везде понемногу.

– Понемногу? На кого же ты работаешь?

– На себя.

– Независимый, значит?

Мужчина кивнул, как будто ему понравилось определение.

– Независимый… да.

– Чем же ты занимаешься – так независимо?

– Решаю проблемы.

– А Элоиза Кальдан была проблемой, которую нужно было решить? И Ульрик Андерсон?

Мужчина обвёл комнату скучающим взглядом.

Эрик Шефер наклонился над столом.

– Это Йоханнес Моссинг заплатил тебе, чтобы ты их убрал?

Их взгляды встретились. Мужчина улыбнулся и промолчал.

– Что за хрень он вытворяет? Что он скрывает? – продолжал Шефер. – Если ты сдашь мне Йоханнеса Моссинга, дашь что-то существенное на него, что-то, что я смогу использовать против него, то увидишь, ты проведёшь здесь значительно меньше времени и с бóльшим комфортом, чем если откажешься играть на нашей стороне.

Это был блеф. Шефер не имел полномочий предлагать такой бартер, и он ясно почувствовал, что человек по ту сторону стола это знает.

Его брови сдвинулись и практически сошлись на переносице, когда он вопросительно смотрел на Шефера.

– Йоханнес… как?

Они с Шефером долго смотрели друг на друга. Затем мужчина засмеялся тихим хриплым смехом.

– Хорошо, – сказал Шефер, кивая, – тогда пойдём трудным путём.

Дверь позади Шефера открылась, и в комнату влетел коротконогий мужчина, в котором он узнал адвоката Маркуса Плесснера. Он был одет в серебристо-серый костюм, который, как догадывался Шефер, был сшит на заказ, потому что, насколько он мог вообразить, в мире не существовало лекала, которое подходило бы фигуре Плесснера: это был совершенно квадратный человек – как кубик Рубика с ногами.

Шефера весьма позабавило, что с момента их последней встречи волос у него на голове значительно прибавилось, пучки пересаженных волос закустились на бывшей лысине, как салат на грядке.

– Отойдите от моего клиента, – сказал он, обошёл стол и остановился рядом со Стефаном.

Он положил руку ему на плечо и осмотрел его лицо.

– Чёрт, надеюсь, вы к этому не причастны, – сказал он быстро – он всегда говорил быстро, как комментатор на спортивных соревнованиях, – и с подозрением взглянул на Шефера.

– Нет, к сожалению, эта честь принадлежит не мне.

Эрик Шефер уже сталкивался с Маркусом Плесснером несколько раз. Этот человек был известен своим талантом представлять рокеров, похитителей детей, бандитов и наркоторговцев в виде страдальцев, которых совершенно несправедливо преследуют, и, что ещё хуже, он умел убеждать в этом присяжных заседателей.

Чаще всего Шеферу приходилось испытывать сомнительное удовольствие от его компании на слушаниях Йоханнеса Моссинга, и, когда Моссинг после ряда запросов от Шефера решил подать заявление о травле, именно Плесснер кричал:

Преследование со стороны должностного лица наносит моральную травму Йоханнесу Моссингу как честному и добропорядочному гражданину. Нет ни одного доказательства вины моего клиента – ни одного! И если это немедленно не прекратится, мы будем ходатайствовать о судебном приказе, запрещающем г-ну Шеферу общение с моим клиентом.

– Больше ни слова, понял? – сказал Плесснер, глядя на Стефана. – Ни единого слова без согласования со мной.