Она отбросила блокнот.

– В общем, молодая племянница каноника ищет ответы на вопросы человеческого бытия…

– Это всем свойственно, – кивнул Шефер.

– …поэтому изводит свою семью, чтобы ей позволили учиться. Быстро становится ясно, что в городе есть только один учитель, который может дать ей образование, а именно философ и теолог по имени Пьер Абеляр.

Рассказывая, Августин ходила взад-вперёд перед столом.

– Ладно, хорошо. Девушка начинает учиться у этого Абеляра, и вскоре он обнаруживает, что она невероятно одарённая ученица, то есть на интеллектуальном уровне практически сравнялась с учёными церковниками. Поэтому, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, он сильно заинтригован и увлечён ею.

– Э-э, звучит угрожающе.

– Именно. Итак – раз, два, бум! – они начинают буйный роман, и каждый раз, когда её мама с папой думают, что она сидит и задаёт ему важные экзистенциальные вопросы и развивает свой интеллект, они на самом деле трахаются.

– Однако.

– Что было совсем уж неприемлемо в те времена, потому что они не были женаты.

– Прости, – Шефер поднял указательный палец, – если эта история затянется, я буду вынужден сгонять за ведром попкорна и холодным пивом.

Августин проигнорировала его и продолжала:

– Ладно, пара держит свои отношения в секрете, но всё обнаруживается, когда родители узнают, что она беременна. Её отлучают от церкви в наказание за жизнь в грехе. Они с Абеляром решают бежать в Бретань, где она рожает сына, и в какой-то момент – я не помню когда – они возвращаются в Париж, чтобы пожениться.

– А потом живут долго и счастливо?

– Не совсем, нет. Однажды ночью семья девушки врывается в дом Абеляра и нападает на него, пока он спит. Они всё ещё не простили его за то, что он покрыл позором их семью, поэтому они просто кастрируют его – отрезают член.

Шефер поморщился и прикрыл рукой колени.

– Абеляр выживает и укрывается в монастыре севернее Парижа, где становится монахом, чтобы жить в безбрачии – впрочем, вариантов у него было не так много, – и убеждает её постричься в монахини где-нибудь поблизости.

– А потом?

– А потом они начинают двадцатилетнюю любовную переписку.

– Что?

– Любовную переписку. Они пишут друг другу длинные проникновенные любовные письма, и так их любовь продолжает цвести, несмотря на разлуку, пока оба они не умирают много лет спустя. Их похоронили рядом друг с другом на кладбище где-то в Париже, а их письма публикуют, анализируют и изучают историки и просто романтики на протяжении сотен лет.

Августин схватила со стола книгу и помахала ею перед Шефером. В середине тома виднелась розовая закладка.

– А теперь… – сказала она, – вопрос на миллион: как, ты думаешь, звали ту юную ученицу?

Шефер встретился с ней взглядом и пожал плечами.

– Элоиза, – сказала Августин. – Её звали Элоиза.

Шефер поднял бровь, но ничего не сказал.

– Об этой запретной любви написано много книг, – продолжала Августин, – но я смогла найти только одну, в которой был бы датский перевод их самых известных писем.

Она снова посмотрела на книгу, которую держала в руках, и открыла её на странице с розовым стикером.

Она положила книгу перед Шефером.

– Это письмо Пьера Абеляра Элоизе. Прочитай то, что я подчеркнула!

Шефер наклонился над столом и прочитал: «Если уж я лишен возможности лично видеть тебя, то, по крайней мере, подари мне сладость твоего образа в твоих высказываниях»[11].

Он удивлённо посмотрел на Августин.

– Как ты это нашла?

Она тяжело опустилась в своё кресло и закинула ноги на стол.

– Я анализировала письма Анны Киль сотнями разных способов, но эту фразу не опознавали никакие поисковые системы. Тогда я решила пропустить её через гугл-переводчик. Сначала попробовала немецкий язык. Nichts[12]. Потом испанский. Nada![13] А потом я поискала французскую версию предложения – et voilà![14]

Шефер улыбнулся ей.

– Чёрт, здорово придумано.

Он перечитал подчёркнутое предложение.

– Как ты нашла датский перевод?

– Я взяла все книги по этой теме в Главной библиотеке и начала просматривать их с конца. – Августин пожала плечами.

Шефер откинулся назад.

– Итак, Анна Киль заканчивает три письма к Элоизе отсылкой к этой запретной средневековой любви…

– Да.

– Почему?

– Это лучше спросить у самой журналистки.

– Но она же, скорее всего, не знает про эту средневековую пару? Наверно, о них читали только знатоки истории?

– Я не знаю, – сказала Августин. – Но у неё необычное имя. Элоиза. Наверняка её постоянно спрашивали про её имя. Вот у меня в классе была девочка по имени Изольда, и люди всегда вспоминали Тристана, когда слышали её имя.

Шефер посмотрел на неё отсутствующим взглядом.

– Изольда, – повторила Августин. – Ты же знаешь Тристана и Изольду.

Молчание.

– Да ладно, – сказала она, закатывая глаза. – Тристан и Изольда – тоже знаменитые средневековые влюблённые.

– Возможно, тебя это шокирует, – сказал Шефер, – но, знаешь, я родился не в Средние века. Я не знаю, о ком ты говоришь.

– Я хочу сказать, что Элоиза наверняка слышала о своей тёзке. Она должна знать эту историю. Кто-то должен был хоть однажды упомянуть её.

Шефер достал из внутреннего кармана телефон.

– Ну, есть только один способ узнать это.

Элоиза вздрогнула, когда зазвонил телефон.

Разговаривая об Анне Киль, они с Мартином открыли бутылку белого вина, хотя врачи не советовали ей смешивать алкоголь с обезболивающим, которое она должна была продолжать принимать дома. Они очень устали и задремали на диване в обнимку, и Элоиза погрузилась в сон, похожий на кому. На светлой шёлковой подушке, на которой лежала её голова, осталось влажное пятно от слюны, а на лоб ей как будто положили тяжёлый магнит для холодильника.

Она достала телефон из щели между подушками дивана.

– Алло? – сказала она тихо, чтобы не разбудить Мартина.