– Не действует? – участливо спросил человек.

– Кажется, нет. Нельзя сказать, чтобы я чувствовал себя более гармонично.

– Странно. – Хаген переместился к следующему пятну. – Шиари считают методику последовательного восхваления действенной…

– А мне можно попробовать эту методику? – не выдержал корабль Селеса. Он уже давно ждал своей очереди, предвкушая нежнейшую щекотку от стекающих по корпусу ручейков воды, но болтливый уборщик, похоже, не торопился.

– Да, конечно. – Хаген достал перочинный ножик, чтобы отскоблить от обшивки какую-то липкую дрянь.

– Простите за навязчивость, – продолжил корабль Селеса. – Но вы вообще кто? Если вы – представитель обслуживающего персонала, то я все-таки требую к себе внимания.

– Я? – человек на мгновение задумался. – Я вообще никто. Я тут живу.

– В центре душевной гармонии? – удивился корабль Айи.

– Да. Я нашел их, когда его только построили. Еще помню первые рекалибровки реальности. И, кстати, это я посоветовал убрать планету с карт – для конфиденциальности. Иначе ее бы моментально нашли неравнодушные родственники пациентов, и ничего бы не вышло. И назвать ее Кальдеронией тоже я предложил…

– Да вы важная персона, – заметил корабль Селеса.

– А вы что думали? Что я обычный пациент? Я прошел уже десять курсов, мне в жизни бы не хватило денег все это оплатить.

– Я что-то все равно не понимаю… Кто вы все-таки такой, и почему шиари держат вас здесь бесплатно? Или вы тоже на принудительном лечении?

Человек перестал улыбаться. Он уселся на еще влажную обшивку, достал из кармана металлическую коробочку и вытряхнул из нее тонкую белую трубочку, туго набитую вредным растением, которое люди называли «табак».

– Я добровольный подопытный. На мне тестируют разные варианты курсов, – сказал он наконец. – И еще я дезертир. Человечество меня разочаровало, причем многократно. Ну, я и решил его бросить к чертям. Почему жену, например, бросить можно, а человечество нельзя?

Корабли не знали почему и вежливо промолчали. Хаген пустил к потолку ангара изящное колечко дыма, после чего решительно утопил почти целую сигарету в ведре с грязной водой и снова вскочил на ноги.

– В конце концов, я пришел сюда ради приятной беседы. С высшими воплощениями неантропоморфного интеллекта. И, пожалуйста, давайте перейдем на «ты», я от шиарийских степеней вежливости и так скоро свихнусь.

– Хорошо, Хаген Танеску.

– Просто Хаген. Кстати, извините за нескромный вопрос, как вы обходитесь без имен?

– У нас… – начал было отвечать корабль Айи. – О-о… Хаген, сейчас ты, кажется, увидишь… как вы это называете – архаичное зрелище, которое веселит и удивляет?

– Театр? – Хаген потер переносицу. – Цирк?

– Цирк, – подтвердил корабль.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулся Селес. Очевидно, в этот момент со стороны коридора кто-то попытался дверь закрыть, и оммо, едва успев увернуться от грозящей ему неприятным расплющиванием створки, с кратким чертыханием выскользнул обратно в коридор. Послышались возня и пыхтение. Почувствовав неожиданный прилив озорства, Хаген бесшумно спустился на пол и затаился под боком у корабля.

Во второй раз дверь полностью отъехала в сторону, и на пороге опять возник Селес. Правой рукой он аккуратно придерживал за пояс упирающуюся Айю.

– Не пойду!

Она отчаянно сопротивлялась и икала.

– Пойдешь.

Айа стукнула его локтем под ребра. Селес ловко выкрутил ей руку за спину и поволок дальше.

– Больно! – взвизгнула она.

– Не деритесь, – попросил корабль Айи.

– Отцепите его! Кто-нибудь! Помогите!

Наблюдая за занятным зрелищем из укрытия, Хаген с удивлением отметил про себя, что Селес, похоже, очень зол. Айю было даже жалко – она морщилась от боли и трогательно болтала голыми ногами. Селес дотащил ее до корабля и попытался втолкнуть в открытый люк, но Айа успела уцепиться за край проема.

– Хватит, уже не смешно, – сказал корабль.

– Смешно! – Айа снова икнула.

Селес, выругавшись, сгреб ее в охапку и исчез в недрах корабля. Затем последовали пронзительный визг, грохот и несколько глухих ударов. Хаген не выдержал.

– Да нельзя же так! – возмутился он, подбегая к люку.

Две пары темных глаз уставились на незваного заступника с настороженным удивлением. Айа сидела в саркофаге, и вокруг нее, как клубок змей, шевелились соединительные трубки. Селес стоял рядом, опираясь на бортик и тяжело дыша.

– Она же все-таки слабее… – Хаген разглядел у Селеса под глазом свежий синяк и упавшим голосом закончил: – …Тебя… можно?

Неолюди, быстро переглянувшись, кивнули.

– Она нисколько не слабее. Если только от истощения…

– Селес меня не обидит, – убежденно закивала Айа. – Селес терпеливый.

– Очень терпеливый… – Селес резко надавил ей на плечи и заставил лечь.

– Спасибо, – прогудел корабль и захлопнул крышку саркофага.

Селес прислушался к гулким ударам пульса и на всякий случай полез в карман – просто чтобы убедиться, что не потерял инъектор с доапоном, полученный от шиари. Ему очень не хотелось повторять свои кальдеронские подвиги с ускорением, поэтому он решил, что будет колоть себе доапон до тех пор, пока не покинет центр.

– Извините, – Хаген развел руками. – Будто в семейную ссору влез.

– Она потребовала у шиари бульон, – пояснил Селес. – А они решили, что это не помешает ее душевной гармонии, и вообще ей виднее…

– От бульона меня почти не рвет! – раздался приглушенный голос из саркофага.

– Он прав, это омерзительно, – сказал корабль Селеса. – Если так проголодалась, могла бы снизойти до своего корабля.

– Значит, для вас всех есть – омерзительно?

И тут неочеловек наконец заметил одну вещь, на которую корабли обратили внимание уже давно. Хаген говорил на палиндромоне, причем на свернутом, довольно бегло и практически без акцента. Представителей иных видов, хорошо владеющих его родным языком, Селес встречал всего дважды в жизни, и это были почтенные лингвисты. Хаген же на ученого не походил.

– Увлекаюсь вашей культурой, – угадав причину воцарившегося молчания, улыбнулся человек. – Банальный ксенопатриотизм.

– Тиинонашт Дархостира просила нас зайти. Желательно – при первой возможности. – Селес осторожно потрогал синяк и вздохнул: – Это никогда не кончится…

– Тридцать один случай тяжелых конфликтных ситуаций. С людьми, реонцами, каильцами и, как ни странно, с ка’антхажи. Кроме того, мне так и не удалось выяснить, какие воспоминания воспроизводил морф. Симбиотическому партнеру пациентки данные образы не известны, сама она отказывается об этом говорить. Позвольте выразить опасения, что мне так и не удастся распознать узлы недовольства и установить тип дисгармонии.