им, чтобы немедленно погасили!

Настроение в комнате тут же изменилось. Я подошла к окну и потребовала, чтобы выключили свет. Но телевизионщики были упрямы — потребовался приказ инспектора Рассела, чтобы прожекторы в конце концов погасили. Развязка была неотвратима. Я понимала, что мы лишь оттягиваем ее и решилась на новый отчаянный шаг.

— Они так просто не уйдут, — сказала я, — тебе придется сдаться. Даже если ты убьешь нас, у тебя не будет другого выбора.

— Заткнись, — сказал он. — Я не собираюсь в Метьюван.

— Тебе и не придется, — сказала я. — Ты просто уйдешь.

Он выглядел испуганным.

— Ты только отпусти Джоэла, — осторожно попросила я.

— Но что будет со мной?

— Разве ты не можешь вернуться туда, откуда пришел?

Он испуганно смотрел на меня — я поняла, что он вспоминает о чем-то ужасном.

— Я был в темной коробке, — сказал он. — Там нечем дышать, и у меня болела голова.

Я не поняла.

— Я кричал, но никто не ответил. Коробка лишь раскачивалась вперед и назад.

У меня возникло подозрение, что он рассказывает о путешествии мистера Переса к реке с ящиком на тележке. Он рассказал жене, что Тоньо к этому времени был уже мертв. Может, он и сам так думал, до того как услышал крики и возню мальчишки, который пытался выбраться из ящика.

Возможно, тогда, толкая тележку, он и принял свое решение: мальчишка был злым, плохим, прямо-таки — монстром, а может, и похуже — ведь он жил у «брухи». Если он отпустит его — кто знает, что может случиться?

— Я падал. Все ниже, ниже… Коробка стала наполняться водой… Я не мог дышать. Моя грудь разрывалась… Плохая смерть… — он поглядел на руки, видимо, ожидая увидеть на них ссадины и порезы от попыток выбраться из прочного деревянного ящика. Но это были руки Джоэла. Его собственные руки были давно съедены сомами и раками на дне реки.

— А что потом, когда ты… умер? — спросила я.

— Туман и вода. Ничего больше. Туман и вода. Моя «бруха» говорила, что там будут души людей, мои покойные родственники, друзья, которые любили меня.

Он замолчал.

Я чувствовала его боль и разочарование, когда он оказался обманутым, загнанным в какое-то странное место между жизнью и смертью — беспредельную страну тумана и воды. Он долго бродил по этой стране, крича и плача.

— Затем я нашел, как мне вернуться обратно, — сказал он. Не знаю как. Может из-за того, что я был очень зол на Переса. За то, что он бросил меня в реку. Каким-то образом я вновь очутился на Второй улице. Я увидел Переса, увидел мать. Я пытался дать им о себе знать. Я даже перевернул свою фотографию. Я мог кое-что, но у меня было слишком мало сил. Все это страшно напугало мою мать, и она купила благовония. Конечно же, на меня это никак не подействовало. Но мне надоело быть для них невидимым. Я хотел убить Переса, но у меня не было тела, через которое я мог бы действовать. Затем я решил вернуться в свою квартиру. Уже наступила зима, Перес убрал из квартиры все мои вещи и сделал небольшой ремонт — в квартире появился новый жилец.

— Джоэл, — добавила я.

— Некоторое время я приглядывался к нему. Было очень интересно наблюдать за «Англо». Он много читал, экспериментировал с наркотиками… Сначала был этот «кайф», который он привез из Марокко, потом один или два раза ЛСД. Это мне и помогло. Как-то раз он лежал на полу, и его мозг был настежь открыт. Я просто проскользнул внутрь и огляделся вокруг. Я попытался смотреть через его глаза, слушать музыку из его транзистора, заставил его пошевелить рукой… Это — как угнать автомобиль. Когда ЛСД прекратил свое действие, я уже полностью захватил это тело. Когда ты позвонила в ту ночь, я уже вторые сутки держал контроль над ним.

Помню, что мне тогда показалось странным, что Джоэл принял ЛСД перед тем, как идти к нам на обед. Оказывается, он пролежал на полу почти двадцать четыре часа, пока Тоньо экспериментировал над его безвольным телом. Мне стало больно за Джоэла.

Тоньо, по всей видимости, отчаялся, когда его повезли в Бельвью. Это было хуже, чем хижина «брухи», хуже, чем Ла-Эсмиральда. Все это получилось из-за того, что он скрывал свою личность.

Попав ко мне домой, он первым делом выбрался из окна по ветвям винограда, чтобы отомстить мистеру Пересу. Потом он спокойно позволил Джоэлу посещать сеансы у Эрики и вечеринки у Шерри. Его поразили изысканные компании артистов и художников, их шикарные наряды, светские разговоры и сигареты в хрустальных пепельницах.

Наконец ему захотелось не только видеть все это, но и участвовать, поэтому на дне рождения Джоэла он захватил над ним контроль. Когда Шерри ушла, в нем проснулся застарелый гнев. Злость, которую он испытывал к оставившей его у старухи матери, он перенес на ушедшую от него Шерри.

— Я положил тебе в кофе снотворное, — сказал он, — а затем пошел на квартиру Шерри. В полночь их привратник ушел, и я нажал на кнопку звонка. Конечно же, кто-то меня впустил — это действует почти наверняка. Дверь в квартиру Шерри оказалась незапертой. Я вошел, а когда она обернулась и увидела меня, я схватил ее.

— Тут есть один маленький секрет, — рассказывал он. — Я беру их за волосы и тяну вниз. С ней же было так: я посадил ее на стул, а сам встал сзади. Понятно, что кровь при этом на меня не попадет. Через пять минут все было кончено. Потом можно было делать все, что угодно.

Я поняла, что он имел в виду обезглавливание. Он даже гордился мастерством, с которым все это проделывал:

— Когда я жил у «брухи», я убивал свиней и кур.

— А с ножом было так, — говорил он с гордостью. — Я знал, что полиция будет искать его, поэтому, перед тем как идти домой, я закапывал его в парке и отмечал это место, чтобы снова за ним вернуться.

У меня все это не умещалось в голове. Джоэл, разгуливающий как лунатик по городу и не подозревающий, что именно его руки резали, рубили и вешали эту ужасную вещь на подставку для цветов. Затем прогулка к Центральному Парку, чтобы избавиться