– Предположим, мы будем сопротивляться, – пробарабанил Ченс пальцами по ее запястью. – Предположим мы не хотим жить в ритме этой… музыки?

– Их ментальной силе невозможно сопротивляться, – ответила девушка. – Вам не разрешат улететь, так как грохот ваших ракет внесет ужасный диссонанс и всем на много миль вокруг станет плохо. Когда увидели ваш корабль, то послали за мной в Этар, другой город далеко отсюда, там, где совершил неудачную посадку «Марсианин», и я посоветовала сделать приманку, чтобы поймать вас. Как и меня, вас будут учить телепатическому общению, которое гораздо лучше резких звуковых колебаний. Вы поймете, что это и есть единственная настоящая жизнь.

Ченс мысленно простонал и поглядел на своих спутников. В ответ они вопросительно уставились на него, неспособные говорить. Ченс не имел никакой возможности объясниться с ними. Снова ведомый необоримой силой, он повернулся и вместе с остальными вышел из вестибюля. Они шли по улице, пока не дошли до большого серого здания с зарешеченными окнами. Это явно было нечто вроде тюрьмы. Безумный космический ритм показался Ченсу насмешливым смехом.

КОМНАТА, КОТОРУЮ заняли он и Холден, была узкой, неровно освещенной поступавшим из крохотного окна светом. Ченс смотрел, как Холден расхаживает по комнатке, затем резко вскочил на ноги.

– Прекратите ходить, – коротко сказал он. – Вы начинаете приноравливать шаг к этой проклятой музыке!

– И что из того, – с неожиданным раздражением огрызнулся Холден. – Мне не нравится ваш тон, мистер Ченс! По-моему, я начальник экспедиции…

– Вы входите в экипаж «Астры», – напомнил ему Ченс. – Хотя сейчас мы не на борту. Но это вы вовлекли нас в эти неприятности, и я не думаю, что вы сумеете вытащить нас отсюда. Так что сядьте и сохраняйте спокойствие.

Долгую секунду Холден смотрел на Ченса, затем с яростным рычанием бросился на него.

Капитан, казалось, чуть шевельнул рукой, но Холден отлетел к стене и упал на пол, потирая челюсть.

– Вы мне заплатите за это, Ченс, – пробормотал он. – Вас закуют в железо, когда мы вернемся на борт яхты! Неповиновение…

– Когда мы вернемся на борт яхты! – резко рассмеялся Ченс. – Да нам повезет, если мы снова увидим корабль! Вы что, еще не поняли, чему мы противостоим? Еще минуту назад вы расхаживали по комнате, подсознательно пытаясь следовать ритму. Знаете, что это означит? Это означает, что Сатурн начинает захватывать вас! Дженис Кент сказала, что через несколько недель мы все попадем в этот ритм. Точно также, как попала в него она. И если мы не станем бороться…

Холден ничего не ответив, храня угрюмое молчание.

Перестав обращать на него внимание, Ченс стал смотреть через крохотное окошко. Улица внизу была теплая, хорошо освещенная огромной дугой, повисшей над городом, и была полна жителей Сатурна, которые шли в такт пульсирующей музыке. Каждый их жест, каждое движение… Ченс вдруг почувствовал желание перестать сопротивляться. Уступить настойчивой мелодии. Дышать, ходить, думать в такт ей… Он резко расправил плечи.

– Черт, черт, черт побери, как сказал бы Тихо! – заговорил он вслух, надеясь, что звуки его голоса нарушат этот вездесущий ритм. – Держу пари, что у бедной голодной птицы тоже кружится голова! Теперь я начинаю понимать, что она чувствует, постоянно запертая в клетке! Кто сказал, что тюрьма с каменными стенами не похожа на железные прутья клетки… – Он вдруг замолчал. – Железные прутья… – пробормотал он.

ЕЩЕ НЕМНОГО подумав, Ченс вдруг все понял.

– Железо! И как я сразу это не понял! – Он повернулся к мрачному Холдену. – Послушайте! Мы знаем, что звуковые волны не могут распространяться в безвоздушном пространстве! Так же мы знаем, что это безумная мелодия проникла через железную обшивку «Астры». А в нашей камере она громче всего возле двери. Понимаете? Это означает магнетизм! Магнитные волны заставляют вибрировать железо и сталь, пока они не начинают звучать, как в телефонной трубке. Железо, добытое в шахте и переплавленное, и железо, все еще лежащее в земле – вибрирует одинаково! Ржаво-красный цвет почвы доказывает, что на планете большие залежи железа… каждая частица которого вибрирует и издает звук. Неудивительно, что мы слышали его на борту «Астры», и неудивительно, что доносится он со всех направлений. Причина же электромагнитного переменного тока проста. Сатурн – единственная планета с кольцом! Предположим, что неисчислимые тысячи обломков, составляющих кольцо, железные. Вращаясь, они пересекают силовые линии, идущие от полюса к полюсу, и получается переменный ток, который заставляет каждую унцию железа в почве вибрировать, испуская звук. Вибрирует даже железное ядро планеты, наполняя воздух гулом! Улавливаете смысл? Эту мелодию вызывают кольца Сатурна! Миллионы маленьких железных спутников действуют, точно дырочки в ленте музыкальной шкатулки, создавая этот дьявольский ритм!

– И что с того? – огрызнулся Холден. – Я полагаю, нам остается лишь помешать кольцам вращаться? Совсем пустяки…

– Сейчас не время язвить, – нетерпеливо воскликнул Ченс. – Я ясно понял суть происходящего.

Неудивительно, что сатурниане подчинили всю жизнь этому ритму. Они слышат этот безумный ритм с момента рождения. Несомненно, он врезался в их мозги настолько, что они уже не могут обходиться без него. И никакие посторонние звуки не должны искажать этот ритм!

– Безумная теория! =– глумливо усмехнулся Холден. – Почему…

– Почему, я не знаю, но начинаю понимать. Смотрите сюда, Холден! Предположим, вы работаете на фабрике, где ревут машины и грохочут станки. Первый день шум кажется вам оглушительным. Но через некоторое время вы перестаете его замечать. Практически, если бы все станки внезапно остановились, то тишина поразила бы вас, как человека, приученного к тишине, за спиной которого раздался внезапный шум. Это называется адаптацией живых организмов. Здешний мир походит на полк солдат, шагающих в ногу под музыку оркестра. Если оркестр вдруг сфальшивит, то полк собьется с ноги и перейдет на беспорядочное движение. Это мы и делаем ревом ракетных двигателей, звуками речи, даже движениями не в ритм – сбиваем весь полк с ноги.

– Ну, ладно, – вызывающе бросил Холден. – А что вы скажете о Дженис Кент? Она-то не родилась в этом мире! Почему же она подчинилась ритму?

– Таково воздействие этой музыки, – нахмурился Ченс. – Постепенно вы бессознательно начинаете подчиняться здешнему ритму.

– Веселенькая перспективка, – буркнул Холден. – Выходит, мы станем такими же, как сатурниане? Ведомые ритмом! Идущие в ногу с ним, не смеющие заговорить из страха, что наши голоса создадут диссонанс. Не улетающие, потому что грохот ракет собьет нас с ритма. – Он погладил челюсть, все больше хмурясь. – Вы…

Непреодолимая волна телепатических приказов заставила их замолчать. За дверью камеры, забранной решеткой, стоял высокий сатурнианин с серебристым мехом, а возле него – Дженис Кент.

Беспомощные, зажатые в тиски ментальной силой сатурнианца, оба мужчины уставились на Дженис. Сатурнианин взял с пояса какую-то трубочку, направил ее на замок двери. Из трубочки в светочувствительную селеновую пластинку ударил багряный луч. Дверь распахнулась. Дженис Кент вошла в камеру и схватила Ченса за запястье.