пасквилей, столь характерных для «Военно-исторического журнала» 1989–1991 гг., был подписан именем вымышленного «доктора экономических наук капитана в отставке А. Залкинда».

Распространено стремление ретушировать сталинизм, ограничить критику различными оговорками. Выдают Сталина за жертву бюрократического аппарата, пытаются возложить главную вину на Г. Ягоду, Н. Ежова, Л. Берию. Не понимают при этом, что само существование этого ряда палачей вскрывает их сугубо служебное место в авторитарной системе Сталина. Конструируют несостоятельное понятие «бериевщина» как «стремление к лидерству». Остаются поныне мифы о психической ненормальности Сталина, о его стремлении к покаянию перед смертью, его скромности, его «страданиях» по поводу пленения сына Якова и принципиальном отказе обменять его на фельдмаршала.

Большинство авторов, пытающихся эклектически соединить элементы научной и сталинистской концепций истории войны, группируются вокруг журналов и газет оборонного ведомства. В «Красной звезде», «Военно-историческом журнале», «Сыне Отечества» и некоторых других изданиях 1989–1991 г. господствовали такие трактовки военного прошлого, которые не согласуются с личным опытом большой части населения страны. Они рассчитаны на читателя с неразвитым интеллектом. Ничтожен вклад Военного издательства в перестройку знания о войне. Оно остается одним из самых дурно идеологизированных, далеких от науки учреждений. Особого внимания заслуживает «Военно-исторический журнал», в истории которого, если верить его редакции, в 1989 г. начался «революционный этап»[163].

Весьма скромные успехи журнала несоизмеримы с гигантскими возможностями его издателей. Отбрасывая свои традиции, он превратился в рупор вечно вчерашних, которые ничего не забыли и ничему не научились. Его политическая тенденциозность проявлялась не только в прямых призывах возродить старую систему, которую он по привычке называет «социалистической», плохо скрываемом шовинизме и антисемитизме, крайней нетерпимости к инакомыслящим в политике и науке, но и в открытом восстановлении сталинских представлений об истории, нечестных попытках престижем армии прикрыть преступления сталинизма.

Слабое знакомство журнала с историей и политизированность ярко проявились в трактовке так называемого «катынского дела». В течение десятилетий Сталин и его преемники тщетно пытались скрыть преступления НКВД. Наконец историки получили доступ к документам, и шаткая конструкция и до того не объяснявшая многих действительных фактов, рухнула. Убийство нескольких тысяч польских офицеров было признано Советским правительством[164]. Однако журнал продолжал отстаивать несостоятельную версию. Известно ли было редакции, что убийство русских, поляков, лиц других национальностей под Катынью давно перестало быть проблемой истории войны и превратилось в предмет идеологической борьбы послевоенных лет, что с общечеловеческой точки зрения убийство Сталиным или Гитлером нескольких тысяч крестьян Нижегородской области, интеллигентов Люблинского воеводства или рабочих Рура заслуживает не меньшего внимания историков и журналистов, чем истребление польских офицеров под Катынью? Наконец, знал ли Филатов, что гигантскую пропагандистскую кампанию вокруг «катынского дела» организовал Й. Геббельс, чтобы поссорить антифашистов, и что сокрытие правды лишь способствовало успеху этой кампании?

Резко изменился в 1989–1991 гг. авторский коллектив журнала. Компетентность этих людей обратно пропорциональна их тенденциозности. Это проявилось, в частности, в статьях, которые по названиям своим призваны быть историографическими. Такие статьи могут написать только наиболее грамотные специалисты. Однако происходит наоборот, в качестве критиков здесь выступают философы, экономисты, журналисты, беллетристы, переводчики и даже химики. Так увидели свет полуграмотные или просто неграмотные статьи и заметки С. Азарьева, Н. Андреевой, В. Карнаухова, Е. Рыбкина. Многие из них преднамеренно избегают советскую научную и публицистическую литературу последних лет.

Было бы неверно думать, что сталинистские традиции сохранились лишь в учреждениях МО СССР. Они были сильны, например, в АОН при ЦК КПСС. В этих традициях выдержаны материалы Центра социологических исследований АОН, изданные в апреле 1991 г. к международной конференции историков. В них осуждаются «очернительство» истории войны, принижение роли КПСС, критика социализма, социалистической идеологии, попытки «свалить все просчеты на Сталина и его окружение», принижение международного значения победы СССР. Это представляется некорректным. Что называть «очернением», о каких «социализме» и «социалистической идеологии» идет речь? Сохранению мифов о Сталине, Жукове и других приближенных «вождя» способствуют Ю. Бондарев, В. Карпов, В. Пикуль В. Успенский, А. Чаковский и некоторые другие писатели, а также ряд кинодеятелей. К счастью, их книги и фильмы «Освобождение», «Победа» настолько похожи на многие десятки себе подобных, что легко исчезают из памяти.

В начале 1992 г. новые лидеры, очевидно, по соображениям «антикоммунизма» стали призывать прекратить писать и говорить о войне. В ряде библиотек даже изъяли некоторые книги. Лидеров можно понять, трудно говорить о победе, не упоминая ненавистных им бывших СССР и ВКП(б). В конце года нам удалось издать книжку «Довольно о войне?». Были другие критические выступления. Официальная «Красная звезда», замолчавшая 50-летие начала Сталинградской битвы, признала свою «оплошность» в связи с юбилеем окончания битвы. Но было бы неверно полагать, что уже в 1993 г. все наладилось с исследованием сталинизма и войны.

В целом пресса, научные учреждения довольно вяло откликнулись на 50-летие Сталинградской битвы, на 9 мая и 22 июня. Даже в статьях, передачах, громко именуемых «аналитическими», мы не обнаружили что-либо существенно новое. Почти издевательски звучали без конца повторяющиеся пустые слова о ветеранах, которых с каждым днем становится меньше и которым так тяжело жить. Приведем примеры из ведущих газет, вышедших 22 июня. «Правда» вновь предоставила слово И. Стаднюку. Он пытается оправдать Сталина: внезапность 22 июня 1941 г. носила будто бы лишь тактический характер; «вождь» был «объективно прав», кровавыми приемами укрепляя свою власть в предвидении столкновения с империализмом; накануне войны «Сталин прекрасно понимал ситуацию». Подчеркнуты и его «выдающиеся заслуги перед всем миром в разгроме германского фашизма». Весьма спорна версия (Стаднюк ссылается на Молотова): вылет Р. Гесса в Англию в мае 1941 г., вероятно, в целях антисоветского сговора, исключил возможные наступательные действия РККА против изготовившегося к агрессии вермахта. Но это не объясняет поражений РККА. Был и другой вариант — надежная активная оборона. Если б Сталин боялся антисоветского германско-английского блока, именно этот вариант с особой силой выдвигался бы на первый план. Наивен тезис И. Стаднюка — А. Хрулева (из Института атомной энергии): Сталин будто бы преднамеренно провоцировал нападение Германии, нарочито показывая неготовность СССР к обороне. Писатель вновь показал свои большие претензии и малые возможности. Не помогли и обильные ссылки на Молотова, который, по словам Стаднюка, был с ним очень откровенным.

«Красная звезда» опубликовала материалы своего активного автора Анфилова. Не скрывая негативных последствий внезапности, он возложил ответственность за них исключительно на Сталина. Но приведенные им же факты свидетельствуют о прямой причастности к поражениям РККА, как и последующим попыткам Сталина найти козла отпущения, также Жукова, Мехлиса, Тимошенко, Шапошникова. Не были «стрелочниками» и руководители Западного фронта. Позиции автора отнюдь не усиливают постоянные ссылки на его будто бы доверительные