смотря в одну точку, часто моргая. С усилием сдавив костлявыми пальцами середину правого предплечья, Феаноринг зажмурился, уголки рта опустились.

Растиравшая розоватым маслом виски эльфа знахарка обернулась на Зеленоглазку, посмотрела устало и умоляюще.

— Как вы любите говорить? — почувствовала, что начинает злиться, колдунья. — Провались всё в бездну? Лети к Морготу? В общем, в выгребную яму ваши снадобья! И вас туда же! Иди, отдыхай! И ты тоже! — шикнула эльфийка на готовящего бинты знахаря. — Я позову. Может быть. И Митриэль передайте, что с её королём я уже поговорила. И разговор был… м-м-м-м… Наиприятнейший.

Проводив взглядом лекарей, Зеленоглазка подсела к Нельяфинвэ и, пробежавшись по неподвижному, находящемуся в полусидячем положении, телу оценивающим взглядом, хлопнула себя по бедру.

— Тебе надо выпить, — заявила колдунья. — Вина. Желательно, крепкого.

Феаноринг приоткрыл покрасневшие глаза, скривился.

— А что такого? — невинно спросила Зеленоглазка. — Хуже не будет. Тазик я поставлю рядом, на всякий случай. Так что, составь мне компанию. Ты же давно не пил вина с женщиной. Пора снова начинать.

Наполнив два бокала, эльфийка, тщательно скрывая неуверенность, произнесла тост:

— За звёзды в небе, на знамёнах и наградах!

Выпив своё вино, колдунья помогла Нельяфинвэ сделать несколько глотков и, убедившись, что ничего плохого не случилось, осторожно повернула Нолдо на левый бок, спустив одеяло на бёдра.

Пальцы надавили около позвоночника, провели в стороны и вниз.

— Ты знаешь легенду о себе? — спросила Зеленоглазка, нажимая точечно в районе лопаток. Нельяфинвэ казалось, будто пальцы колдуньи пронзают плоть насквозь. — Она гласит: только великая жертва способна избавить Арду от зла. — Горячие ладони принялись растирать шею, спускаясь к плечам. — Говорят, великий владыка-воин Маэдрос был рождён в огне горна, когда ковались мечи для армии Света. Воплотившись в слиянии пламени и стали, Маэдрос повёл за собой всех, способных идти. Он знал, что должен жертвовать, но поначалу жертвовал другими. Многие пали в войне со злом, и когда остались лишь самые близкие друзья и братья, Маэдрос не смог пожертвовать ими. — Пальцы надавили на поясницу, и Нельяфинвэ, вздрогнув, что-то прошептал. Дав Феанорингу ещё вина, Зеленоглазка продолжила: — И тогда Маэдрос принёс в жертву себя, запечатав своим телом Врата Крепости Зла. И Враг оказался заперт, словно в тюрьме, в собственной твердыне. Говорили, что, пока Врата закрыты, пока их стережёт Маэдрос, войны в Средиземье не будет.

— Дай ещё вина, — хрипло произнёс Нельяфинвэ. — Рассказанное тобой означает, что меня не надо было… спасать. Это придумали, чтобы оправдаться?

— Это просто красивая легенда о тебе, король Маэдрос, — Зеленоглазка надавила около крестца, долго не отпускала, затем начала растирать бёдра.

— Красивая… — выдохнул Майтимо. — Чересчур даже.

Колдунья не ответила. Повернув Феаноринга на спину, эльфийка растёрла ему ноги жгучей мазью и, взяв правую за лодыжку, начала осторожно поднимать, сгибая в колене.

— Если вернуться от легенд к жизни, — опять заговорила Зеленоглазка, распрямляя и снова сгибая ногу Нельяфинвэ, внимательно следя за его реакцией, — король Нолофинвэ приказал мне быстрее лечить тебя, потому что очень хочет с тобой поговорить. Ты знаешь, о чём? Я тоже не знаю — он не сказал.

Отойдя от постели, чтобы дать побледневшему, покрывшемуся холодным потом эльфу отдохнуть от лечения, Зеленоглазка выпила вина, краем глаза наблюдая, как Нельяфинвэ опять держится за искалеченную руку. Хотелось сказать, что потеря кисти — далеко не самое страшное, что может произойти, что колдунья лично знает безногих и вовсе неспособных двигаться, но, подумав, эльфийка промолчала и налила себе ещё вина.

— Есть и другая легенда, — тихо проговорила Зеленоглазка, — она гласит: однажды погаснут все звёзды на небе. Кроме одной. Это особенная звезда, которую не было видно среди братьев и сестёр. Она не была яркой или красивого цвета. Зато свет её оказался негасимым. И, знаешь, эльф-легенда, что даёт нашим сердцам эта сказка? Надежду, что каждый из нас — та самая звезда, что будет сиять вечно.

Астальдо! Астальдо!

— Астальдо! Астальдо! Воплощение доблести воина! Чести и славы! Ему нет равных среди эльфов! Астальдо! Славься, принц Финдекано Нолофинвион! Храбрейший из живущих! Не померкнет звезда его славы вовеки!

Финдекано скривился:

— Если, кроме этого крикуна, меня начнёт славить ещё и Аклариквет, я за себя не отвечаю.

«Пристрелю этого слизняка!» — подумал принц, еле сдержавшись, чтобы не произнести подобного вслух.

— Астальдо! Славься принц Финдекано Нолофинвион Астальдо!

Сын короля задержал дыхание. Да, он теперь «храбрейший, великий и доблестный». Но пойти и честно поговорить с Нельяфинвэ не хватает смелости.

«Я спас Майти, чтобы предать», — эта мысль становилась всё навязчивее, и Финдекано чувствовал, что не может просто подчиниться отцу.

— Да что тебе до Аклариквета? — равнодушно спросил Турукано, всё ещё ожидая начала разговора, для которого его позвал брат. — Ты хотел сказать мне что-то важное, так говори.

«Спас, чтобы предать».

— Слава! Вечная неугасающая слава герою Астальдо!

«Спас… И предал».

— Пойдём на берег, — процедил сквозь зубы Финдекано, — не могу слышать этих отцовских лизоблюдов.

— Финьо, — вздохнул Турукано, — а что ты хочешь слышать? Что ты — ручная собачонка Третьего Финвэ, которая боится хозяина больше, чем Моргота? Или, что ты — верный сын отца-короля, который ради его прихода к абсолютной власти, даже врага своего народа спас из плена Моргота и принёс тем самым корону папочке? Может быть, ты хочешь слышать, что можно было снять Майтимо Феанариона со скалы, не калеча? Сломать, к примеру, кости ладони и протащить кисть сквозь оковы? Хочешь слышать, что намеренно искалечил врага семьи? Пойми простую вещь, Финьо. Говорить всё равно о тебе будут. И, поверь, пусть лучше глупо прославляют.

Посмотрев в упор на младшего брата, Финдекано напрягся.

— Это твоё мнение обо мне, Турьо? Ты… Всё, что ты сейчас сказал, это твои домыслы?!

Турукано горько усмехнулся.

— Ты пойдёшь со мной на юг? — спросил он вдруг, и старший брат непонимающе нахмурился. — Отец, конечно, очень усердно оправдывал твои действия в Альквалондэ, Финьо, — пояснил очень спокойно принц, — так усердно, что выставил тебя виноватым в нашем походе по льдам наравне с Феанаро и Первым Домом. В Хэлкараксэ погибла моя Эленнис, и я… Неважно. Я просто кое-что решил для себя. Да, Финьо, я виню тебя в смерти Эленнис. И отца виню. Но ты действовал по велению сердца. Не