— Ты язык проглотила? — вспылил Шеридан.

Мне не хотелось оставаться с ним в одной комнате. Тем более я выполнила то, что обещала — привезла Алистера домой. Мое дело было кончено, пора было уходить. По-прежнему молча я обошла диван, подняла с его края простенький клатч и подошла к сводному братцу, чтобы пожелать ему спокойной ночи. В действительности же я лелеяла надежду, что этой ночью он заснуть не сможет.

— Я просто поняла, что идеализировала тебя все это время, — сказала я, собравшись наконец-то с мыслями. — Я была до того сильно тобой очарована, что мне даже в голову не приходило, каким трусом ты можешь быть.

У Алистера буквально-таки отвисла челюсть. Он спрятал руки в карманах брюк, расправил плечи и взглянул на меня несколько агрессивно, по-боевому. Он будто был готов вступить со мной в нешуточную схватку.

— Из твоих поступков, знаков и слов я поняла, что ты хочешь меня, но недостаточно сильно, чтобы за меня бороться, — я пыталась казаться хладнокровной, говорила вяло и равнодушно. — В одном ты реально оказался прав, Алистер. — Стоило мне произнести его имя, как он придвинулся чуточку ближе. — Такой мужчина мне не нужен.

Я просто так устала от этой долбанной его изменчивости. Я хотела, чтобы Алистер смотрел на меня с восхищением: как Дино, когда я о чем-то увлеченно ему рассказываю, или хотя бы как учитель Корса, когда я танцую. Я хотела совсем немногого, и даже этого Алистер дать мне не мог. Настало, в конце концов, время развеивать иллюзии.

Выйдя из квартиры Шеридана, я подумала, а станет ли он останавливать меня? Но, затем мысленно одернув себя, побежала вниз по лестнице скорей.

Джоселин

Я возвращалась домой на такси. В салоне я умело справлялась со своими эмоциями и набирала непослушными пальцами сообщение Дино. Сообщение, которого он от меня так и не дождался. Я написала ему, что все хорошо, что я уже еду домой и по приезду лягу спать. Соврала, поскольку, хоть я и не смыкала глаз почти сутки, спать мне совсем не хотелось. Мне хотелось совсем другого. Я только ждала, когда же машина остановится у ворот, чтобы закрыться побыстрей в своей спальне и дать волю всем переживаниям.

Спустя еще десять минут белый минивэн наконец-то затормозил перед высокими узорчатыми воротами особняка. Расплатившись с водителем, я тут же выскочила из машины. Подсуетившийся охранник молниеносно распахнул массивную металлическую дверь и проводил меня уважительным взглядом. Впрочем, я быстро отвернулась от него и устремилась вперед мимо других охранников. Птицы вовсю распевали в саду, а солнце уже отчаянно светило. Я бы с удовольствием не заходила в дом, если бы не была под прицелом камер и множества чужих глаз. Мне была неприятна мысль, что за мной наблюдали. Было попросту необходимо остаться наедине с самой собой.

Я надеялась проскочить на второй этаж незамеченной, однако моя мать, листавшая модный журнал посреди просторного светлого холла, не оставляла мне шансов.

— Ну неужели! — разгневанно, подобно злой собаке, напала на меня мать, едва дверь за моей спиной захлопнулась.

Служанка, двигающаяся в ее направлении со стороны гостиной, замедлила шаг, по-видимому, испугавшись этого чрезвычайно свирепого тона.

— Мама, не сейчас, — сказала я, максимально скрывая дрожь в голосе и следуя дальше. — Потом скажешь все, что думаешь.

Она мгновенно возмутилась еще сильней.

— Если бы ты потрудилась брать трубку, когда тебе звонят, ты бы уже знала, что именно я хочу тебе сказать! — А потом она прокричала мне вслед: — Соплячка!

Я перескакивала через ступень, чтобы оказаться наверху в два счета, но мама уже догоняла меня бодрым и поспешным шагом.

— Ты вообще меня слушаешь?! — кричала она вне себя от бешенства.

Я не потрудилась остановиться и взглянуть на нее, бежала только быстрей. Она следовала за мной, поэтому я рекордно быстро достигла спальни, закрыла за собой дверь и заперла ее. Несколько минут еще мама требовала открыть ей, но я ничего не отвечала, лишь немного позднее осознав, что плакала и дрожала всем телом. Я была не в себе, из-за Алистера я вообще становилось какой-то другой Джо — часто подавленной и удрученной, часто — слишком сентиментальной. Может быть, и правильно, что я решила поставить точку. Я далеко не сразу поняла, что чувства к сводному брату мне лишь мешают. Я хотела смотреть вперед, а не оглядываться назад. Тем более что там, позади, в общем-то, никто меня не ждал и не собирался. Из всего сегодня сказанного Алистером я это прекрасно уяснила. Но тот момент, когда он признался, что является моим…

Ты себе даже представить не можешь, насколько я твой, Джоселин…

Твой душой и телом, до мозга костей твой…

Я закрыла рот рукой, отошла от двери, включила воду в ванной на полный напор, чтобы никто не мог услышать мои внезапные рыдания. Опершись руками о раковину, я то вглядывалась в зеркало, то отводила глаза. Чувства нахлынули спонтанно, неожиданно. Я подозревала, что отказ от моей уже невыносимой привязанности к Алистеру будет болезненным, но не думала, что не смогу справиться с собой.

Я ополоснула лицо водой, и ее капли, смешавшись со слезами, стекали вниз. Смывалась тушь, в горле разрастался, несмотря на бесконечные рыдания, гигантский ком. Я любила его до боли, до сумасшествия, до невозможности. Я любила его больше жизни, и я допускала, что на это могли бы сказать знакомые, друзья… Но мне было абсолютно все равно. Я знала наверняка, что никогда никого так больше любить не буду. А устойчивые стереотипы и предрассудки пускай катятся ко всем чертям.

Депрессия длилась недолго, всего несколько дней, а потом я смогла заставить себя вновь не пропускать занятия в школе, свободно общаться с Дино и трепаться со знакомыми девчонками о прошедшей свадьбе Маркуса и Каталин и рождении у Лукаса с Евой малыша. Торжество закончилось нежданной, но еще большей радостью. Перед Дино пришлось долго оправдываться за то, что я его бесцеремонно оставила одного в день свадьбы. И хоть он уверял меня, что все в полном порядке, я продолжала чувствовать свою вину.

Алистер пока не давал о себе знать, за что я ему была благодарна, однако из-за Исайи я не могла выкинуть из головы мысль, имеющую первостепенное значение.

Интересно, чей у нее ребенок в животе?

Ох, эти жуткие моменты, когда я могла остановиться посреди школьного коридора при воспоминании о допущениях Маринелли. Он был мне омерзителен, поскольку, может быть, нехотя, но заставил без конца размышлять об этом. Я больше не была способна смотреть на Еву по-прежнему, я сомневалась в ее честности, хоть и порой здравый рассудок противостоял почти абсурдным предположениям. Меня пригласили в больницу на следующий день после рождения малютки, я тогда не знала, куда деть глаза, и это не из-за того, что там также присутствовал Алистер вместе с Исайей.

Да, пожалуй, Маринелли действительно негласно поддержал наши отношения с его лучшим другом, но теперь это не имело никакого смысла. И в глубине души я даже чуть-чуть радовалась, что все-таки имею право дальше злиться на Исайю.