…Вы погубите себя, принцепс! – Харикл едва не повис на руке Тиберия, потянувшегося к кубку с красным вином. – Вам нельзя ни вина, ни перца, ни соли!..

Престарелый император только оттолкнул своего лекаря:

– Прочь, раб и сын раба! Ты не дождешься моей смерти…

Харикл, грек-вольноотпущенник, всегда твердо следовал клятве Гиппократа, однако в такие минуты, когда Тиберий входил в раж на пиру, эскулап знал, что перечить старику бесполезно.

Император жадно ел все подряд. Так насыщаются только старики, чувствующие, что жить им осталось уже немного и что надо успеть ухватить у бытия еще один момент наслаждений. Вслед за артишоками и яйцами подали рыбу: макрель и камбалу, щуку и сельдь. Немного размялись на устрицах и морских пауках и перешли к «блюдам сопротивления» – к дичи и к мясу: голубям и павлинам, фазанам и перепелам, кабанятине и оленине… И все – под пахучими приправами и острыми соусами.

– Цезарь, позвольте выпить за ваше драгоценное здоровье! – Калигула протянул своему деду кубок с вином.

Тиберий скосил на приемного внука красные глаза под опухшими, тяжелыми веками и принял ватными пальцами бокал. Сильно уставший после дневного путешествия по Лацию и страдающий после сегодняшнего падения на трибуне цирка, где императора развлекали соревновавшиеся между собой легионеры, Тиберий не заметил, как напряглись Калигула и Квинт Невий Корд Суторий Макрон, префект преторианской гвардии.

Принцепс выпил до дна и потребовал, чтобы ему налили еще.

Когда рабы подали глобули, шарики из теста, поджаренные на оливковом масле, политые медом и обсыпанные маком, Тиберий почувствовал, что его подташнивает.

– Хватит! Довольно! – только и вымолвил он. И вяло махнул рукой, давая гостям приказ уходить.

Никто не ожидал, что император поднимется. Но Тиберий натужно встал с ложа и стоя попрощался с каждым. Едва последний из приглашенных ушел, как старика вырвало.

– Опять! – Взвыл верный Харикл. – Нельзя столько есть, и пить так нельзя!..

– Замолчи, безродный! – Сипло осек врача Тиберий. – Лечи меня, если жить хочешь!..

Ближе к ночи все подумали, будто император умер. Тиберий зашелся в кашле, стал весь бледно-синим и принялся ловить ртом воздух. Лицо покрылось потом, крупными каплями. Императора охватила судорога. Он как сидел, так и опрокинулся всем корпусом навзничь. И затих, перестав дышать.

– Все! Конец! Свершилось… – Тихо, почти неслышно прошептал Калигула. Так, чтобы слова не дошли до Макрона.

Но тот уже вышел в атриум, где столпились слуги и солдаты:

– Цезарь Тиберий умер, – деловито сообщил преторианец собравшимся. – Здравия цезарю Калигуле!

– Сальве, цезарь Калигула! – раздалось в толпе.

Калигула ступил во двор, обильно освещенный факелами, и наконец-то расправил плечи. Посмотрел на массу ликующих людей: он теперь император! Свершилось. Сдох мерзкий старик!..

И тут на пороге возник Харикл:

– Слава Юпитеру! Принцепс вернулся к нам!..

Оказывается, грек влил кувшин соленой воды в Тиберия. Того так вывернуло наизнанку, что яд, который Калигула добавил в вино, поданное на пиру императору, не сработал. К тому же Харикл пустил из вены кровь принцепсу и принялся отпаивать его настойкой из лечебных трав с острова Капри. Слуга Асклепия добросовестно делал свое дело, отдаляя встречу тирана с Плутоном. А это показалось Калигуле уже слишком. Он схватил врача за плечо и поволок внутрь. Не дойдя до покоев, припер грека к стенке:

– Сколько он еще будет жить?!..

– Не знаю, – совершенно не испугавшись, твердым голосом промолвил Харикл. – Наверняка не долго, но сколько – знать мне не дано. Я и так свершил чудо, вернув принцепса из царства теней… Не волнуйте императора, он спит.

– И ты иди, отдохни! Ведь ты уже сутки без сна. – Калигула обернулся на голос и увидел Макрона с кубком в руке. – Дай принцепсу этого снотворного на маке и можешь отдыхать, – продолжил префект.

– Это что еще за снотворное? Я приказал вообще не поить его, – удивился лекарь. И тут заметил двух солдат из преторианской гвардии, застывших сзади Макрона с обнаженными короткими мечами. – Хорошо, идемте!

В кубикулуме – жилом покое – кроме Тиберия был еще темнокожий раб, дежуривший у постели. Император спал сидя, приоткрыв беззубый рот, тяжело дыша со свистом.

– Ну! – прикрикнул Калигула на врача. – Пусть принимает лекарство.

Харикл тяжело вздохнул. Умело подхватил под плечи Тиберия и опрокинул мутноватую жидкость ему в рот.

– Теперь прочь все! Уходите… Мы сами последим за принцепсом, – сказал Макрон. И примирительно добавил: – Ни один смертный отныне не посмеет потревожить его драгоценный сон.

Когда Харикл, никому не глядя в глаза, удалился, предводитель преторианцев дал Калигуле одеяло, лежащее в ногах у Тиберия:

– Я подсыпал ему яда, но старик живуч, как саламандра. Не тяни!.. На всякий случай. Ты же – наследник!

Калигула без малейшей дрожи в руках схватил одеяло, поднес его к лицу Тиберия и прислушался: дышит ли? Кажется, нет. На этот раз отрава помогла. Однако действовать надо все равно наверняка. Калигула навалился всем телом на императора, превратившегося вдруг в такого маленького, такого беззащитного, и вжал одеялом его лицо в изголовье. Переждал, чувствуя, как в венах вскипает от возбуждения молодая кровь, и отпрянул в сторону.

– Не та-а-ак! – Брезгливо протянул Макрон. – Не так это делается… Гляди!

Он схватил какую-то тряпку, брошенную на полу, и плотно приложил ее ко рту и к носу Тиберия. Напрягся и замер так, в странной скрюченной позе. И подвел итог. Довольный и утомленный – как легионер, добивший раненного в бою врага и до конца выполнивший на поле брани свою грязную работу:

– Теперь и впрямь все… Сальве, Цезарь! Здравствуй, император! – преклонил перед Калигулой голову Макрон. – Помни, кто для тебя это сделал. Не забывай меня!

– Не сомневайся, всадник, – заверил Калигула. И повторил для убедительности. – Не сомневайся.

На долгие сомнения времени у Макрона, надо признать, не оставалось. Убийство Тиберия произошло в 37 году н. э. А через год Калигула отдаст приказ арестовать Макрона и его жену Эннию как опасных заговорщиков против императорской власти. Оба они покончат с собой под арестом. «Me mortuo terra misceatur igni» («Когда умру, пусть земля огнем горит»), – любил приговаривать Тиберий, опередивший на семнадцать веков хищную философию мадам де Помпадур с ее «После меня хоть потоп».

Он, так всегда ценивший придворных оракулов, не сумел предвидеть, что именно сын убитого ядом Германика тем же самым способом уничтожит его. Что ровно в год его смерти появится на свет новый маньяк отравлений: Агриппина, дочь Германика и сестра Калигулы, произведет на свет Луция Домиция Агенобарба. Вы, конечно, догадались, о ком речь. Неужели нет? Тогда я назову вам то имя, под которым он одиозно, страшно и громко вошел в историю: Нерон. Как говаривали в Древнем Риме: «На пальме апельсины не растут». Нерон лишь продолжил «ядовитый» путь своего родителя.