Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бонни согласно кивнула и сжала в ответ руку Елены.
Они прибыли к дому миссис Гримсби в тот самый момент, когдаКэролайн заходила внутрь; белая сумочка висела у нее на плече. Бонни и Еленаобменялись понимающими взглядами. Теперь Елена должна была посмотреть, гдеКэролайн оставит сумочку.
— Я тоже здесь вылезу, мисс Гилберт, — сказала Бонни, когдаЕлена выпрыгнула из машины.
Бонни должна была объединиться с Мередит и подождать у дома,пока Елена не скажет им, где искать. Важно было при этом не позволить Кэролайнзаподозрить что-то неладное.
На стук Елены в дверь открыла сама миссис Гримсби, библиотекаршаФеллс-Черча. Ее дом, собственно говоря, тоже выглядел почти как библиотека. Внем повсюду висели книжные полки, а стопки книг были расставлены даже на полу.Кроме того, миссис Гримсби являлась хранительницей исторических артефактовФеллс-Черча, включая стариною одежду времен основания городка.
Сегодня в доме звенело множество юных голосков, и спальнибыли заполнены полуодетыми школьниками. На миссис Гримсби всегда лежалаответственность. Муслиновое платье было поистине прекрасным, хотя и совершеннонепритязательным. Его текучая материя крепилась высоко под грудьюбледно-розовой лентой. Пышные рукава по локоть длиной были перевязаны лентамитого же цвета. В начале девятнадцатого столетия фасоны были достаточносвободными, чтобы подойти девочке в конце века двадцатого, — понятное дело,если она была достаточно стройной. Когда миссис Гримсби подвела ее к зеркалу,Елена невольно улыбнулась.
— А оно действительно принадлежало Онории Фелл? — спросилаона, думая о мраморном изваянии, что лежало на крышке гробницы в разрушеннойцеркви.
— По крайней мере так гласит история, — ответила миссисГримсби. — Она упоминает о подобном платье в своем дневнике, так что у нас естьвсе основания для уверенности.
— Она вела дневник? — Елена была поражена.
— О да. Он хранится в специальном ларце у меня в гостиной.Когда пойдем обратно, я тебе его покажу. Так-так, теперь куртка… а это еще чтотакое?
— Что-то темно-лиловое выпорхнуло на пол, когда Елена взялакуртку со спинки стула.
Елена мигом почувствовала, как лицо ее каменеет. Прежде чеммиссис Гримсби успела нагнуться, она подобрала записку и взглянула на нее.
Одна строчка. Елена помнила запись в своем дневнике отчетвертого сентября, первый день школьных занятий. Правда, написав тогда этустрочку, она затем ее вычеркнула. Но эти слова явные и отчетливые, не быливычеркнуты.
«Сегодня непременно случится что-то ужасное»
Елена едва смогла удержаться от того, чтобы схватитьКэролайн за плечо и потрясти запиской у нее перед носом. Но так она бы все испортила.Комкая клочок бумаги и бросая его в мусорную корзину, Елена заставляла себясохранять спокойствие.
— Просто мусор, — пояснила она и, чувствуя напряжение вовсем теле, снова повернулась к миссис Гримсби.
Кэролайн ничего не сказала, но Елена почувствовала на себетриумфальный огонь ее зеленых глаз.
«Ничего-ничего, погоди! — подумала она. — Погоди, пока я неверну себе дневник. Я намерена его сжечь, а потом нам с тобой придется кое очем поговорить».
— Я готова, — сказала Елена, обращаясь к миссис Гримсби.
— Я тоже, — притворно-застенчивым голоском промолвилаКэролайн.
Елена взирала на бывшую подругу взглядом, полным холодногобезразличия. Бледно-зеленый наряд Кэролайн, препоясанный опять-таки бледно-зеленымкушаком, был далеко не так прекрасен, как у Елены.
— Вот и чудесно. Вы, девочки, идите вперед и подождите вашиэкипажи. Ах, да, Кэролайн, не забудь про свой ридикюль.
— Не забуду, — улыбаясь, отозвалась Кэролайн и потянулась ксумочке со шнурком.
Елене очень повезло, что Кэролайн не могла видеть ее лица,ибо в тот момент все холодное безразличие разлетелось вдребезги. Лишившись дараречи и оцепенев, Елена наблюдала за тем, как Кэролайн привязывает сумочку кпоясу.
Однако от миссис Гримсби ее изумление не ускользнуло.
— Это ридикюль, предшественник современных сумочек, — охотнообъяснила пожилая женщина. — Дамы обычно хранили в ридикюлях свои перчатки ивеера. Кэролайн забрала его в начале этой недели, чтобы пришить выпавшиебусины… очень мило с ее стороны.
— Не сомневаюсь, — сдавленным голосом сумела выговоритьЕлена. Ей требовалось как можно скорее отсюда убраться, иначе что-нибудьстрашное могло случиться прямо сейчас. Она вполне могла бы испустить крик,сбить Кэролайн с ног или лопнуть от ярости. — Мне нужно подышать свежимвоздухом, — с трудом произнесла Елена, вырываясь из душной комнаты.
Бонни и Мередит ждали ее у машины. Сердце Елены билосьмедленно и глухо, пока она к ним подходила.
— Она нас перехитрила, — тихо сказала Елена подругам. — Этасумочка — часть ее костюма. Кэролайн собирается весь день ее носить.
Бонни и Мередит изумленно воззрились на нее, а затемпереглянулись.
— Но… что же мы тогда будем делать? — спросила Бонни.
— Не знаю. — Охваченная болезненным смятением, Елена наконецосознала подлинные масштабы катастрофы. — Не знаю!
— Мы по-прежнему можем за ней наблюдать. Может, она сниметсумочку за ланчем или… — Но уверенности в голосе Мередит не звучало.
«Они уже знают правду, — подумала Елена. — И правдазаключается в том, что все уже безнадежно. Мы проиграли».
Бонни взглянула в зеркало заднего вида, затем выгнулась насиденье, оборачиваясь.
— Вон твоя повозка.
Елена посмотрела и увидела двух белых лошадей, запряженных вумело отреставрированный легкий экипаж. Колеса экипажа были украшеныкрепированной бумагой, а большой транспарант на боку гласил: «Дух Феллс-Черча».
У Елены нашлось время только на одно отчаянное пожелание.
— Следите за ней, — выдохнула она. — И если Кэролайн хоть наминуту останется одна… — Затем ей пришлось уйти.
Но на всем протяжении этого длинного, ужасного утра не былони одного мгновения, когда Кэролайн осталась бы одна. Ее все время окружалатолпа зевак. Для Елены парад стал сущим наказанием. Она сидела в легком экипажерядом с мэром и его женой, мучительно пытаясь улыбаться, пытаясь выглядеть какни в чем не бывало. Однако болезненный страх непосильной ношей ложился ей нагрудь.