— Мне показалось, уж извини…

— Ну говори!

— Показалось, что любой грех… прости, всегда слишком прост.Чтобы грешить, не нужно ни ума, ни особой отваги. Грешат как раз слабые.

Она фыркнула.

— Это ты о своем опыте?

Он кивнул.

— И о своем. Я долго думал о природе греха.

— И что надумал?

Неловкая улыбка тронула его губы.

— Грех не в нашей природе, — произнес онтихо, — у нас есть воля и свобода. И нет такого греха, который неизглаживался бы признанием вины и готовностью принять наказание.

Она фыркнула громко и с отвращением:

— Адам, ты говоришь, как будто трусишь! Как же, все вруке Всевышнего… Ха-ха, трепещи весь мир, как вот я трепещу. А показать, что небоишься Его, страшно?

Он покачал головой.

— А как это я могу сделать, если Он прав, а я нет? Этозначит пойти не только против Творца, но и против себя.

Она сказала с насмешкой:

— Не узнаю тебя, Адам. Ты же был бунтарем! И постояннозадавал Всевышнему неудобные вопросы. Я даже помню, как ты спрашивал, может лиОн создать такой камень, который не смог бы поднять…

Он отмахнулся.

— Я был мальчишкой. Хоть и в теле взрослого мужчины.Сейчас мне за то поведение неловко.

Она удивилась:

— С чего это?

— Повзрослел, — ответил он с усмешкой.

Она посмотрела ему в глаза.

— Но грешить не разучился?

— Стараюсь, — ответил он. — Иногдаполучается.

— Сейчас не получится, — сказала она уверенно.

Небо постоянно закрыто либо тучами, либо плотными облаками,иногда в каких-то местах слабо багровеет, и Адам догадывался, что именно тамнаходится солнце, которое он видел только в первый день, когда вышли из Эдема.

Сегодня по небу очень долго и медленно летела огромная призрачнаяптица, закрывая собой треть небосвода и в то же время не затемняя, так каксквозь нее можно было видеть лохматые облака. И сама птица выглядела каксотканная из мельчайшей водяной пыли.

Адам задумался, не ангел ли, но ангелам, как он помнил,Творец велел являться только в виде взрослых мужчин, ни в коем случае неженщин, детей или животных. Возможно, по эту сторону рая живут совсем другиесущества, чем в Эдеме.

Отсюда, где они с Евой остановились, бывает очень далековиден дивный свет. Ева иногда уверяет, что это новый Эдем, Господь снова егосоздал, намереваясь их простить и вернуть обратно, и только близость к немуудерживает на расстоянии всяких чудовищ, но, если они начнут отдаляться,опасность будет возрастать с каждым шагом.

Адам помалкивал, в возрождение Эдема не верил, это непо-мужски — переигрывать сделанное. Если уж Творец решит, что Он перегнулс наказаниями, Он должен облегчить им жизнь здесь, а не возвращать все обратно.

Иногда он угадывал в очертаниях облаков исполинские лица,благородные, исполненные мудрости, светлые и даже светящиеся. Мелькала мысль,что Господь следит за ним, но тут же одергивал себя. Творцу вовсе не нужноделать себя видимым, да еще вот так заметно.

Каин из ребенка неуловимо быстро стал подростком, а тот закаких-то несколько лет превратился в рослого крепкого юношу с развитой фигурой,мускулистыми руками и выпуклой из-за широких пластин мышц грудью. Сперва он вовсем подражал отцу, ходил с ним на охоту и даже превзошел отца в умении ставитьловушки на зверей, затем начал интересоваться тем, чем занимается его тихая ивсегда послушная мама.

Адам посмеивался, поддразнивал, говорил, что теперь у негодве стряпухи, обед будет если не вкуснее, то в двух котлах. Каин не обижался,познавать новое всегда интересно, а когда все выспросил у мамы и понял, что ипочему у нее получается так, а не иначе, ушел и долго сам рыскал по лесам идолинам.

Дочери росли тихими и незаметными, во всем послушными,никогда не спорили и не приставали с расспросами. Обучались они трудно, затопотом все выполняли очень старательно.

Адам был удивлен, когда Каин острым суком зачем-то всковырялземлю, а затем в солнцепек даже прикрывал ее срубленными ветвями.

— Что ты придумал? У тебя там гнезда кротов?

Каин помотал головой.

— Отец, мать ходит и собирает злаки по дальним долинами холмам. Я подумал, а не лучше ли, если они будут расти здесь, вблизи дома?

Адам подумал, развел руками.

— А что, они здесь вырастут?

— Разве ты не видел, — спросил Каин, — какрастения цветут, у них созревают семена, а потом эти зерна падают на землю?

— И что?

— Которые падают на сухую, — пояснил Каин, —гибнут, а которые в рыхлую — прорастают. А если еще и дождик прольется…

Адам озадаченно подвигал бровями.

— Думаешь, у тебя получится? Ладно, Каин… Я уже сеял однажды,но что-то взошло так мало, что я все оставил. Еще у меня есть семена, которыепередал мне ангел. Думаю, если они взойдут, то урожай будет получше, чем сдиких семян.

Каин встрепенулся.

— У тебя отборные зерна?

— Да.

— И ты все эти годы молчал?

Адам пожал плечами.

— Понимаешь… если бы мы умирали с голоду, я быобязательно их посеял. Но у меня всегда удача на охоте, как и в рыбной ловле.Потому я не стал…

— Отец, но это же зерна! Мы можем собирать большойурожай! Почему все-таки… на самом деле?

Адам вздохнул, развел руками.

— Сынок, есть такая вещь, как гордость. Она есть даже уживотных. У людей ее побольше, а у нас, мужчин, она часто вообще идет вперединас. Меня изгнали из рая, а я должен принимать подачку от своих изгонителей?Потому я зерна хоть и взял, но оставил их вон там, в дальнем углу. Если хочешь,пользуйся. Тебе можно, это не тебя выгоняли. А я не буду, понимаешь? Это меняунизит.

Каин ответил очень по-взрослому:

— Понимаю.

— Вот и хорошо. Я люблю тебя, Каин.

— И я люблю тебя, отец! И горжусь тобой.

С того дня Каин ползал на четвереньках в долине между двумяхолмами, где есть и влага и земля хорошо прогревается солнцем, всматривался впочву, кое-где рыхлил пальцами. Адам поглядывал с усмешкой, у него все просто ипонятно: догнал зверя — убил, поставил ловушку — поймал, а старшийсын задумал что-то уж совсем сложное и далекоидущее.

Однако однажды Адам увидел, как большой участок земли,который Каин рыхлил так старательно, покрылся одинаковыми зелеными всходами. Стого дня Каин и спал там на краю своего поля, охраняя от зайцев, птиц и вообщевсех-всех, кто мог бы помять или повредить его стебельки.