Глава 25

В середине мая Дымов завершил следствие. В первую очередь провел официальное опознание Белоглазовой, в ходе которого на нее безошибочно указала свидетельница Порываева.

— Вот эта, — ткнула она пальцем с облезшим лаком на ногте в Марину, находившуюся в ряду из нескольких женщин, — лицо вылитое Светино… пуховик, опять же, с рисунком, видите?

— Приглядитесь внимательно, не торопитесь, — настоял Дымов.

— Она, — подтвердила Зоя Николаевна, — истинный крест, говорю! — Она осенила себя крестным знамением.

— Ты, старая, случайно, не грибов объелась? — набросилась на нее Марина.

— Ах ты, нахалка, — не осталась в долгу Порываева, — надо было тогда на тебя Лорда натравить. Далеко бы не сбежала…

Белоглазовой предъявили официальное обвинение в превышении пределов необходимой обороны. Дымов провел два следственных эксперимента. Когда стемнело, вывез Марину на место преступления. В свете дворовых фонарей Белоглазова выскочила как ошпаренная из подъезда Каретной и, переходя с быстрого шага на бег, устремилась в сторону проспекта Косыгина. В правой руке она держала дорожную сумку, набитую для веса книгами. Майор убедился, что близкое расстояние и сносное освещение позволяли разглядеть Белоглазову. Из окон таращились жильцы… Оказавшаяся в эпицентре внимания Зоя Николаевна была довольна, а Марина высунула любопытствующим язык…

В квартире журналистки Белоглазова показала, как действовала Светлана и что делала она сама. То, как сидели на кухне, как лежала на полу, одурманенная снотворным, как душила Каретную подушкой. Та была здесь же на кухонном диване. В деталях рассказала о сумке, найденной в потайном кабинете, продефилировала к двери, ведущей на чердак, словом, ничего не скрывала и ни на грамм не обманула старшего следователя.

Обыск в жилище Белоглазовой подтвердил ее готовность сотрудничать со следствием. Она не выкручивалась, добровольно предъявила дорожную сумку с деньгами. Все, как и сказала, два миллиона в тысячных купюрах… Здесь же лежали завернутые в пакет личные вещи Каретной: телефон, кофточка с брюками, которые та надевала на Марину, палантин, пара перчаток, нижнее белье. Во внутреннем кармашке нашлись серьги Светланы и ключ от чердачной двери. В протокол внесли казенную запись, что все вещдоки подозреваемая выдала добровольно.

Улики были собраны, признательные показания Марины получены. На фотографиях трупа Каретной отчетливо виднелись сережки Белоглазовой: золотые с темно-красным камнем. Точно такие же Дымов обнаружил на многочисленных селфи Марины в ее телефоне.

Они были идентичными, значит, Белоглазова не врала и не оговаривала себя. Дело можно было передавать в суд, однако, если с подозреваемой все было ясно, то действия Каретной майор объяснить не смог. Зачем она хотела убить Марину? Какой мотив двигал ею? Для чего ей понадобился паспорт Бурекони и завещание в ее пользу? У Дымова никак не складывалась общая картина, а нагромождение догадок запутало его.

Одна голова хорошо, а две лучше, решил Вячеслав, и набрал телефон Хабарова.

— Нет полной ясности, Кирилл Борисович, помогите разобраться. Вас не затруднит подойти ко мне в отдел? Можете с Максом.

Пока гости рассаживались за столом, Дымов пригласил Котова.

— Беру пример с вас, Кирилл Борисович, — сказал он, — у меня тоже появился ученик. Андрей — перспективный сотрудник, решил его опекать.

Майор в подробностях рассказал о деталях завершенного расследования.

— Вина Белоглазовой доказана полностью. Есть ее признание — это раз, — по-фандорински начал считать Дымов. — Что очень ценно, Марину опознала свидетельница и весьма уверенно. Это два. Против нее свидетельствуют многочисленные улики — от сережек Каретной до предметов ее одежды. Это три. Записей с камер видеонаблюдения у нас нет, о них я сказал для острастки, но и этого, по-моему, вполне достаточно для обвинительного приговора…

— Почему она не избавилась от улик? — задал резонный вопрос Котов. — Тем более что у нее была уйма времени выбросить их или понадежнее спрятать.

Майор будто ожидал этого вопроса:

— Верная мысль, Андрей. Я спрашивал у Марины об этом. Она ответила в том смысле, что обнаруженные улики служили гарантией ее невиновности в совершении умышленного убийства. В логике ей не откажешь. Выброси она серьги Каретной или ее кофточку, чем бы тогда Белоглазова подтвердила свой рассказ? Вкупе с ее сережками, оказавшимися в ушах Каретной, он стал более чем достоверным.

— И все-таки странная она убийца какая-то, — заметил Максим, — обычно преступники заметают улики, а Марина хранила их дома.

— Говорю же, для подстраховки, чтобы убедить следствие в непредумышленном убийстве, — стоял на своем старший следователь. — Она потому и деньги не тронула, хотя могла прикупить чего-нибудь на два миллиона. Сумма большая, а искушение велико. Но нет, не пожадничала…

— Товарищ майор, а почему, по-вашему, Белоглазова не стала отпираться? — снова спросил Котов. — Взяла да и созналась в содеянном. Еще до опознания, между прочим. Подозрительно быстро как-то…

— Какой следователь будет спрашивать об этом? Марина, скажите, пожалуйста, почему вы признались в совершении преступления? — Дымов передразнил манеру Котова говорить. — Не поторопились ли вы? Как ты себе это представляешь? Задай я Белоглазовой такой вопрос, она, возможно, тут же и отказалась бы от признательных показаний…

Майор встал со своего места и прошелся по кабинету.

— Не скрою, это сложный вопрос, но ответ у меня есть. По сути, Марина не убийца. Она стала ею поневоле. Белоглазова шла к Каретной домой не на «дело», а в гости… И попала в ловушку. Ее заманили обманом, опоили снотворным, переодели и едва не задушили. В такой ситуации она защищала себя, но, спасая свою жизнь, перестаралась. Учитывая ее состояние, Марина не отдавала отчет своим действиям.

Хранивший молчание Хабаров кивнул:

— Так и есть…

— Кроме того, Марина, с ее слов, переживала из-за случившегося, мучилась совестью, боялась, что ее найдут. Держать в себе страхи не просто, поэтому при первом же нажиме она созналась… Такое мое видение. Что скажете?

— Марина — хитрованка, — произнес Кирилл Борисович, — но ее действия вы оценили верно. Собранные следствием улики действительно подтверждают достоверность рассказа Белоглазовой.

— Не пойму, в чем тогда ее хитрость? — До того меривший кабинет шагами старший следователь остановился.

— Ну, хотя бы в том, что она вернулась на место преступления и подложила в папку с документами завещание Каретной. Не побоялась, заметьте. Что еще важнее, Марина точно оценила ситуацию. Поняла, что завещание может навести нас на ложный след. Она сильно рисковала, но риск оказался оправданным. Таким образом, Белоглазова не сидела сложа руки, а предпринимала активные действия, запутывавшие следствие. А еще вспомните, как она предала огласке информацию о моем участии в расследовании. Нет, она не овечка…

— Пусть так, Кирилл Борисович, но вы же не будете спорить, что Марина совершила преступление в