class="p1">Они замолчали. Вера мучительно искала слова, Галя опускала голову все ниже и ниже.

— Ты знаешь, — решилась Вера. — Я тут тебе… подарок припасла. На память. Чтобы ты не думала… Аня мне сказала, что тебе один парень нравится… Носи! Эта кофта особенная. Мне ее поносить немного довелось, а родни никакой. Кому оставить?

— Да что вы! — Галя испуганно отдернула руку. — Вы мне — подарок?!

— Ну а что ж? — просто сказала Вера. — Ты мне к сердцу пришлась. Тепло от вас в доме было. А это — Ане. Тут конфеты. Ты ей сама отдашь…

Она повернулась, пошла к деревне. Ветер метнулся ей в лицо, обдав его холодной пригоршней первого снега. Она подумала, что надо будет починить дверь, чтобы не выветривалось тепло. Зима, похоже, будет долгой…

Золотое яблочко на серебряном блюдечке

Встречная машина вынырнула из-за поворота неожиданно. Михась резко крутнул руль вправо и тут же почувствовал, что утратил управление. Он попробовал вывернуть руль, который стал внезапно непослушным, но замелькали в глазах деревья, и машина, заскользив по мокрому шоссе, тяжело ударилась в толстый ствол сосны. «А-а-а!» — пронзительно завизжала Ирина. Машина, ударившись о сосну, перевернулась и снова встала на колеса. Ирина и Михась, путаясь в ремнях, в налетевших на них с заднего сиденья одеялах, наконец вылезли наружу и опустились бессильно на траву. Прошло несколько минут. Ирина, шатаясь, встала, отошла в сторону, испытывая сильное головокружение, а Михась машинально принялся собирать выкатившиеся из машины яблоки. Потом, опомнившись, бросил все, что удалось собрать, и похромал к машине.

Передок «Жигулей» был смят, как консервная банка, по которой проехали на самокате; крыло нелепо вздыбилось, посредине зияла дыра с глубокими рваными краями, на которых еще были видны остатки сосновой коры. Двигатель превратился в железное, облитое светло-коричневым маслом месиво. И только тогда Михась по-настоящему понял, что случилось, и забегал вокруг машины, охая и проклиная идиота на задрипанном «Москвиче», по вине которого они попали в аварию.

— Хорошо, что мы застраховали! — сказал он, безуспешно пробуя выпрямить радиатор. — Главное, колеса целы, а за верх тысячи две получим. На ремонт, может, хватит. Ну еще за доставку заплатим, штраф в ГАИ… Ах черт возьми, как не повезло!

От двигателя пахнуло жаром — с утра машина пробежала около четырехсот километров.

Вверху, на шоссе, скрипнули тормоза. Серый «Запорожец» остановился неподалеку. С насыпи, посапывая, стал спускаться бородатый толстяк. Худая женщина, наверное жена, следила сверху.

— Ну-у, вы еще целенькие? — удивился мужчина. — С такой высоты могли сразу в рай отправиться… Как это вас угораздило?

— Да ехал тут один… Если б догнал я его сейчас, я бы… — Михась сжал кулаки, стал рассказывать о случившемся.

— Гонит сейчас небось, улепетывает, — согласился мужчина. — Ну что ж, таких хамов сейчас поразвелось. Какой в жизни — такой и на трассе.

— В Госстрах надо быстрее заявлять, — подала голос женщина. — У вас она застрахована?

— Да застрахована! Перед самой поездкой застраховали. Это же надо — на юг съездили, и назад, до дома, всего ничего осталось!

— Сто раз еще на юг съездите. Раз живыми остались, значит, счастливые. И молодые ж вы какие! — Она с некоторой завистью разглядывала Ирину.

— Вы только машину не трогайте пока, — предупредил мужчина. — А то Госстрах придерется, и хлопот потом не оберетесь.

— Так, может, вы жену мою возьмете, она заявит?

— А что, пожалуйста! — живо согласилась женщина. — Довезем до самой конторы!

— Ира, давай-ка, вот люди подвезут! — окликнул жену Михась.

Ирина подняла голову, обвела всех туманным взглядом и, ничего не сказав, пошла от машины к березовому леску.

— Наверно, еще не пришла в себя, — виновато пояснил Михась. — Спасибо за совет, ничего не поделаешь. Чуть позже поедем.

Начался мелкий дождь. Он сеялся на траву, на березняк, на машину. Осколки стекла, валяющиеся вокруг, заблестели мутноватыми капельками. Машины продолжали останавливаться на шоссе, но, уверившись в том, что все живы, владельцы их быстро отъезжали — одни ехали по этой оживленной дороге домой, возвращаясь с юга, другие, наоборот, стремились туда — к ласковому морю, ко всей праздничной, нарядной суете приморских курортов. И все говорили, что на этом месте часто случаются аварии.

Михась подошел к жене.

— Слушай, что с тобой? Ты что, ударилась?

Ирина подняла голову.

— Спросил! А сначала побежал к машине — не ко мне!

— Но ведь ты же встала и ни на что не жаловалась, кажется?

В голосе Ирины зазвучали слезы:

— Михась, подумай: ведь мы могли погибнуть. Вот на этом месте, возле этих берез.

— Ну не погибли же. Даже царапин на пас нет. Повезло! Вот только в расходы влипли.

— Это не страшно. Ты у меня заработаешь.

— Зря ты так, Ир.

— Как так?

— Обижаешь. Мне деньги достаются нелегко.

Она опустила голову. Длинные белые волосы упали на лицо, закрывая его. Ирина и в свои тридцать лет оставалась молодой, тоненькой, словно девочка.

— Разве? — вяло ответила она, помолчав. — Я думала, заказов у тебя сколько угодно.

— Сколько угодно? Ты бы поинтересовалась, что значит получить заказ! Да выполнять его, висеть вниз головой во всяких кафе и забегаловках! Это тебе не укольчики делать в своей спецполиклинике! И между прочим, кто тебя туда устраивал, а?!

— Ты, ты, конечно! — Она все сидела, не поднимая головы, потом заглянула ему в глаза: — Ведь мы могли разбиться, понимаешь ты это?

— Но не разбились! — с раздражением повторил он. — Слушай, ты, я вижу, еще не в себе. Соберись! Надо кому-то ехать в ГАИ, в Госстрах! Иначе мы можем потерять страховку. Ну?

Она обхватила себя руками, и только сейчас он заметил, что она вся дрожит.

— Это не просто так. Это нам предупреждение. Чтобы не жили так, как раньше.

— А что тебе не нравилось в этом «раньше»? — Он, не сдерживаясь, уже кричал на нее, взвинченный, раздраженный, заводился все больше и больше, — И вообще! Иди в машину, если уж помочь мне не хочешь!

— Не трогай меня! — вскрикнула Ирина, вырываясь.

— Не дури. Иди в машину!

Но она упрямо мотнула головой, так что длинные белые волосы упали на лицо. Одна прядь зацепилась за пуговицу его куртки. Она вскрикнула, отмахиваясь, больно зацепила его длинными ногтями по шее, и тогда, уже совсем не владея собой, он ударил жену. Ирина дернулась, вскочила, потом, коротко всхлипнув, повернулась и побежала вперед, путаясь в длинной траве в своих неуклюжих босоножках с четырехугольными толстыми носами. Михась шагнул было вслед за ней, но потом, со злостью щелкнув пальцами, поднялся на шоссе и упросил первых же пассажиров заехать по