Выписали нас быстро, что, в общем, хорошо: лежать в роддоме в Лондоне – непозволительная роскошь даже для богатых людей. Я снова вернулась к привычному быту. Андрей непонятно, жил с нами или нет, я занималась хозяйством и детьми. Арсений родился здоровым ребенком, но сердце у меня было не на месте, я понимала и знала, сколько ему пришлось пережить еще до рождения. Единственный человек, который мог меня успокоить, – моя педиатр из Питера Джамиля Гиреевна. К британской медицине у меня доверия не было – они в роддоме даже рост ребенка после рождения не удосужились замерить. Джамиля сделала визу и прилетела сразу после рождения Арсения на несколько дней, чтобы убедиться, что все хорошо. Я горжусь, что в моей жизни есть такие люди. Искренние отношения не купишь ни за какие деньги. Как и честность. Несколько дней в нашем доме привели ее в ужас. Мы сидели с Джамилей на кухне и вдруг сверху, практически на нас, посыпались вещи.

– Что это? – спросила она.

– Это Андрей. Он грязные вещи кидает в стирку.

– Не поняла, в какую стирку.

– Ну мне, чтобы я постирала.

– Вы тут все охренели что ли? Что за неуважение? У него вроде бы есть женщина, которая вполне способна ему постирать. Почему ты это терпишь?

Я не нашлась что ответить. Просто не знала. Я привыкла так жить, не понимая, насколько шокирует вообще вся эта ситуация со стороны.

С Арсением оказалось все хорошо, Джамиля улетела, а я осталась жить как жила.

Арсений, кстати, получил свидетельство о рождении в Лондоне. Я хотела назвать сына Александром, но Андрей был против. Мне же страшно нравилось это имя, или Макс, или Даниил. Я хотела пойти наперекор Андрею, но удержали друзья: «Юля, назови, как он хочет. Все обиды пройдут, он еще вернется в семью, пусть будет Арсений».

Я долго не решалась. Примерно месяц одни друзья называли моего сына Максом, другие – Даней, кто-то Александром, а кто-то Арсением. Стало понятно, что дальше так продолжаться не может. Я пошла получать свидетельство о рождении без единой мысли в голове, как назову сына. Сначала ему нужно было получить британское свидетельство, а уже потом в посольстве – российское. И вот клерк меня спрашивает:

– Какое имя?

– Арсений, – голос у меня предательски задрожал. Я была одна, и искушение назвать сына Александром было велико, хотя я понимала, что Андрей обидится.

– А второе?

– Что второе?

– Какое будет второе имя? Вы что хотите, чтобы у вашего ребенка был всего один ангел-хранитель?

– Даниил.

Андрей взбесился даже от такой малости и пошел со мной оформлять Арсения в российское посольство. Пока я заполняла анкету, он, не отрываясь, смотрел, какое имя я запишу, при этом делая независимый вид, будто ему все равно. И моя рука дрогнула. Я написала в графе имя – Арсений.

Чуть позже я крестила детей. Всех вместе. До этого мы никак не могли определиться с крестными, а тут все встало на свои места. У Янки крестные Юра Жирков и Вита. У Арсения – Галя и Леша, муж Виты. У Артема крестная Инка Жиркова и один из наших питерских друзей. Не все присутствовали на крестинах, но записаны именно так. Галя, помню, сразу сказала: «Я буду крестной Арсения». Как иначе? Она его выносила вместе со мной. Я приезжала к ним домой постоянно, став частью кухонного гарнитура, где я сидела за столом, обняв живот руками, и ревела навзрыд. Галя ничего не говорила. Не трогала меня. Надо было поговорить – она слушала, надо было помолчать – мы молчали. Я могла поесть, могла заснуть, они с мужем занимались своими делами. Так и жили. Я даже ее не предупреждала о своих приездах, просто садилась в машину и ехала. Я знала, что меня там всегда ждут. Я знаю, что ждут и сегодня.

Крестили в Лондоне. В церкви были только мы с батюшкой. Не потому, что мы ее закрывали, просто был будний день, и никого не было. Андрей приехал, хотя ему это далось тяжело. Альбом с крестин – самый красивый из всех, что у меня есть в жизни, и Андрей очень отличается на фотографиях от себя обычного. У него такое… очень странное лицо. Словно он что-то осознал, словно он проходит через какое-то испытание и понимание, что сделал…

В жизни, между тем, происходило все то же самое. Он приходил и уходил, когда ему угодно. Мне нельзя было разговаривать с ним, мне нельзя было ни о чем его спрашивать. Я выдохнула с облегчением, когда он, наконец, съехал в другую квартиру. Вот только оказалось, что снял он ее за углом в том же районе. Чтобы вы понимали, в Лондоне районы – это такое замкнутое пространство. Там все друг друга знают и можно найти все. Особенно в Хампстеде. И вот на пару недель, пока с ним жила другая, он пропадал, а потом возвращался к нам. Я знала точную дату, когда она уезжает. У меня к этому моменту холодильник был забит любимой едой Андрея. Он приходил сразу после того, как увозил ее в аэропорт. Однажды утром я не ответила на его звонок, и него случилась паника. Пока он возвращался из Хитроу, он набирал мне раз за разом – у меня было 28 или 30, сейчас не помню, пропущенных вызовов. Он звонил, а я не брала трубку. Это была истерика, что я его не пущу. Сейчас я понимаю, что он каждый раз совершая подлость, думал, что это все. Последняя черта пройдена. Проверял на прочность, и начинал паниковать, думая, что перегнул палку.

На Хэллоуин дети попросили устроить праздник. Я зацепилась за эту идею, чтобы был лишний повод позвать Андрея, окунуть его в домашнюю теплую атмосферу, где будут все свои, где соберутся друзья. Разошлась я не на шутку: украсила дом так, что сбежался весь район. По дому ползали пауки в человеческий рост, летали ведьмы с горящими глазами, повсюду была окровавленная паутина. Дети страшно веселились. Очередь в наш дом за конфетами продолжалась пять часов, няне Рае даже пришлось несколько раз дополнительно бегать в магазин. Но несмотря на такую популярность нашего праздника, моя затея не удалась: Андрей пришел на полчаса и сбежал. Я думаю, что он просто не мог выдержать даже видимости того, что наша семья вместе. Мне было очень обидно, особенно потому, что еще неделю после весь район обсуждал, какой дом у Аршавиных. Мы для них все еще были семьей, и это было больно.

Впрочем, тормоза у Андрея слетели окончательно. Он шлялся по клубам, вел разгульный образ жизни, на Рождественском банкете клуба «Арсенал», куда принято приходить семьями, устроил цирк, снимая каких-то девок.

Под самый Новой год снова прилетела его пассия, так что на праздник к детям он даже не зашел. Ни 31-го, ни первого, ни второго, ни третьего, ни седьмого, ни десятого – детей он так и не поздравил. Пришел ровно тогда, когда она опять улетела. На Рождество я поехала в наш храм, и бабушка, которая там помогает, сказала: «Он был. И первое, что спросил: „А мои приходили?“»

Видимо, только потому, что у глубоко беременной и только родившей женщины мозги настроены на новую жизнь, я не сошла с ума. Правда, именно так думали мои подруги. Помню, как-то ко мне пришла моя приятельница Сабрина, – она еще не знала, что у нас случилось. Я стояла на кухне и крошила салат. Аккуратно так. Кубиками. Сама ей говорю спокойно-спокойно: