кладовой, – сказал он. – На верхней полке. За бутылками «Вессон Ойл». Там виски. Вот столько. – Он слегка развёл дрожащие большой и указательный пальцы. Мне и раньше казалось, что он был бледным, но теперь, когда красные пятна исчезли с его щёк, мистер Боудич выглядел, как покойник с живыми глазами.

Я пошёл в кладовую и нашёл бутылку «Джеймсон» там, где он сказал. Несмотря на мой рост, мне пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться. Бутылка была пыльной и почти полной. Хотя я был взвинчен – напуган, почти в панике – запах, когда я открыл бутылку, вызвал отвратительные воспоминания об отце, развалившемся на диване в полубессознательном состоянии, или нависшем над унитазом в порывах рвоты. Виски пах не так сильно, как джин… но всё же пах. Для меня весь алкоголь пах одинаково – горечью и утратой.

Я налил немного в стакан для сока. Мистер Боудич осушил его и закашлялся, но краска вернулась на его щёки. Он расстегнул аляповатый ремень. «Убери эту чёртову штуку от меня».

Я потянул за кобуру и ремень соскользнул; мистер Боудич невнятно произнёс «блядь», когда пряжка, по-видимому, царапнула его поясницу.

– Что мне с ним делать?

– Засунь под диван.

– Где вы взяли ремень? – Я никогда его раньше не видел.

– Где надо. Просто сделай, что я сказал, но сначала перезаряди.

На поясе между кончо были петельки для патронов. Я отщелкнул барабан, вставил два патрона в каморы, убрал револьвер в кобуру и сунул под диван. Происходящее казалось мне сном наяву.

– Что это было? Что там было?

– Я расскажу, – ответил он. – Но не сегодня. Не переживай. Возьми. – Он протянул мне свою связку ключей. – Положи вон на ту полку. Дай мне две таблетки «Окси» – я собираюсь поспать.

Я дал ему таблетки. Мне не нравилось, что он принимал сильнодействующее лекарство после крепкого виски, но, думал, ничего страшного.

– Не ходи туда, – сказал мистер Боудич. – Может, со временем, но сейчас даже не думай об этом.

– Это оттуда берётся золото?

– Всё сложно, как говорят в дневных мыльных операх. Я не могу сейчас говорить об этом, Чарли, и ты не должен никому рассказывать. Никому. Последствия… Я даже не могу себе представить. Обещай мне.

– Я обещаю.

– Хорошо. Теперь иди и дай старому человеку поспать.

2

Обычно Радар была рада прогуляться со мной вниз по холму, но в ту субботу она не отходила от мистера Боудича. Я пошёл домой один и сделал себе сэндвич с ветчиной и хлебом «Вондер Бреад» – еда чемпионов. Отец оставил записку, в которой говорилось, что он собирается на встречу АА к девяти утра, а после пойдёт в боулинг с Линди и ещё парой его друзей-трезвенников. Меня это обрадовало. Я бы сдержал своё обещание мистеру Боудичу, несмотря ни на что – последствия… я даже не могу себе представить, сказал он, – но был почти уверен, что папа всё равно поймёт что-то по моему лицу. Теперь, будучи всё время трезвым, он стал чертовски чувствителен к подобным вещам. Обычно к хорошим вещам. Но не в тот день.

Когда я вернулся, мистер Боудич всё ещё спал. Он выглядел получше, но по-прежнему дышал прерывисто. Как тогда, когда я нашёл его на крыльце со сломанной ногой. Мне это не понравилось.

К вечеру его дыхание восстановилось. Я сделал попкорн, приготовив по старинке на плите «Хотпоинт». Мы ели его во время просмотра фильма «Хад» на моём ноутбуке. Фильм выбрал мистер Боудич; я никогда не слышал о нём, но он оказался отличным. Мне не помешала даже чёрно-белая картинка. В какой-то момент мистер Боудич попросил меня нажать на паузу, когда камера взяла крупным планом Пола Ньюмана. «Тебе не кажется, что он был самым красивым мужчиной из всех? Как думаешь?»

Я сказал, что, вероятно, он прав.

Я остался на ночь. В воскресенье мистер Боудич, похоже, чувствовал себя лучше, и мы с отцом отправились на рыбалку у плотины Саут-Элджин-Дэм. Мы ничего не поймали, но было приятно провести время под ласковым осенним солнцем.

– Ты что-то ужасно молчалив, Чарли, – сказал отец на обратном пути. – О чем задумался?

– Просто о старой собаке, – ответил я. В основном – но не полностью – это была ложь.

– Приводи её сегодня днём, – предложил папа. Позже я попытался, но Радар по-прежнему не отходила от мистера Боудича.

– Сегодня иди спать к себе домой, – сказал мистер Боудич. – Мы со старушкой будем в порядке.

– У вас охрипший голос. Надеюсь, вы не заболеете.

– Не волнуйся. Я просто болтал весь чёртов день.

– С кем?

– Сам с собой. Иди, Чарли.

– Хорошо, но звоните, если я понадоблюсь.

– Да, да.

– Обещайте. Вчера я дал вам своё обещание, сегодня ваша очередь.

– Господи, я обещаю. А теперь бери ноги в руки.

3

В воскресенье Радар не смогла взобраться на заднее крыльцо после своих утренних дел, и съела только половину еды. Вечером она не поела совсем.

– Наверное, ей просто нужно отдохнуть, – сказал мистер Боудич, но в его голосе слышалось сомнение. – Удвой дозу этих новых таблеток.

– Вы уверены? – спросил я.

Он слабо улыбнулся.

– Неужели они могут навредить на данной стадии?

Той ночью я спал на собственной кровати, а в понедельник Радар, казалось, стало немного лучше. Но мистер Боудич тоже заплатил свою цену за случившееся в субботу. Он снова пользовался костылями по дороге в туалет и обратно. Я хотел прогулять школу, чтобы остаться с ним, но он запретил. В тот вечер ему тоже, кажется, полегчало. Сказал, что приходит в норму. Я поверил.

Опять он обманул меня.

4

Во вторник в десять утра я был на практических занятиях по химии. Нас разделили на группы по четыре человека, одели в резиновые халаты и перчатки, и мы определяли температуру кипения ацетона. В кабинете было довольно тихо, если не считать бормочущих голосов, поэтому звук моего мобильного телефона, когда он зазвонил в заднем кармане, прозвучал очень громко. Мистер Акерли посмотрел на меня с неодобрением. «Сколько раз я должен повторять вам: выключайте…»

Я достал телефон из кармана и увидел на экране: «БОУДИЧ». Игнорируя слова Акерли, я скинул перчатки, вышел из кабинета и ответил на звонок. Голос мистера