— Потому, что если вам не понравятся ответы…

— Мое предложение останется в силе, — перебил ее Гурин. — Ты готова?

Под пытливым взглядом Эрнеста Павловича Мара отвечала на его вопросы. Она объясняла то, что считала нужным, не приукрашивая свою жизнь, но выбрасывая из нее некоторые детали, по ее мнению, способные огорчить Гурина. Она откровенно рассказала о своем детстве, о смерти бабушки, брата. Но о том, что ее мать стала законченной алкоголичкой, взвалившей на нее вину в гибели Миши, Мара умолчала. Она сказала, что мать умерла, не выдержав горя от потери любимого сына. Маре было приятнее думать о ней как о мученице, сердце которой разорвалось от горя. Она похоронила ее без сожаления, вспоминая о том, какая непреодолимая стена выросла между ними.

Потом Мара говорила о своем приезде в город, о встрече с Евдокией Ивановной. О той удаче, которая нежданно пришла к ней в лице этой удивительной женщины. Гурин слушал, взволнованно курил, изредка задавал уточняющие вопросы и снова задумчиво слушал. Он был тронут ее рассказом. И когда Мара закончила, счел необходимым заметить:

— Столько испытаний, столько боли, и ты выстояла. Разве это не заслуживает награды? Почему же ты говоришь, что в тебе нет ничего замечательного? Это неправда. Ты удивительная девушка, Мара. И я повторяю, что готов помочь тебе шагнуть на новую ступень. Ты можешь забыть свое прошлое, можешь помнить его. Для меня важно, чтобы ты с открытым сердцем шла в будущее. Обещаю, оно будет светлым и радостным…

После недолгих раздумий Мара мысленно приняла предложение Гурина переехать к нему, начать новую жизнь, изменить в ней все! Он коротко, но емко объяснил ей необходимость этого шага, и Мара сразу поняла, что согласна. Показывать это она не собиралась и до конца встречи делала вид, что крайне озадачена, ошеломлена и пребывает в состоянии мечтательной задумчивости. Кажется, и такой она нравилась Эрнесту Павловичу. Он то и дело окликал ее, замечая, что она стала невнимательно его слушать. Потом он решил, что она устала, и предложил подвезти ее домой.

— Я не устала, но, честно говоря, хочется остаться наедине с собой, чтобы хорошенько подумать.

— Я понимаю тебя. Извини, я не смогу поехать с тобой, но можешь быть уверена, что мои орлы доставят тебя в целости и сохранности.

— Я ничего не боюсь, — улыбнулась Мара.

— Вот и славно. До встречи. Я жду твоего звонка. Возьми — вот моя визитная карточка. — Небольшой кусочек картона оказался в руках Мары.

— А завтра мы увидимся? — Мара вдруг вспомнила, что ее каникулы только начались. Проводить их без Гурина уже не хотелось.

— Не хочу быть назойливым. Но не скрою, что буду скучать. Передавай привет Евдокии Ивановне. Кстати, она знает, что ты поехала на свидание со мной?

— Да, знает. — Мара видела, что Гурин так и хочет поинтересоваться, как она отнеслась к этому, но не решается спросить. Потому решила прийти ему на выручку. — Она была удивлена, но не отговаривала. Она очень хорошо отзывалась о вас, Эрнест Павлович.

— Я рад этому, — с облегчением выдохнул Гурин, а может, Маре это только показалось.

Вскоре она уже поднималась по ступенькам своего подъезда. Мара шла как во сне, вспоминая слова, что сказал ей Гурин напоследок:

— Ты только решай поскорее. А разговор с Евдокией Ивановной предоставь мне. Хорошо?

Она кивнула в знак согласия, потому что говорить мешал злосчастный комок в горле. Мару переполняло такое чувство благодарности, полета, невозможной легкости, что впору было опустить окно в машине, выпорхнуть и полететь. Есть теперь у нее крылья! И не будет больше ни Елены Константиновны, ни Ирины Петровны, ничего из того, что делало ее полет невозможным. Она счастлива и, не собираясь задумываться над тем, чем заслужила такой бесценный подарок, Мара твердо решила, что даст положительный ответ. Одно «но» беспокоило ее — тетя Дуся. Важно было сделать так, чтобы это скоропалительное решение не огорчило, не обидело ее. Мара так и не отважилась начать с ней важный разговор, памятуя, что Эрнест Павлович взял вопрос улаживания этой деликатной проблемы на себя. И Мара не смогла долго томить его ожиданием.

В понедельник нужно было выходить на работу. Это означало необходимость действовать. Мара решила, что больше не переступит порог ресторана, по крайней мере в прежнем качестве. В воскресенье днем она позвонила по номеру, указанному на глянцевой визитке Гурина.

— Эрнест Павлович?

— Да, Мара, здравствуй. — Он явно обрадовался ее звонку.

— Я могу ответить на ваше предложение.

— Слушаю.

— Я согласна, — выдохнула она и почувствовала такое облегчение, что тут же пожалела о тех днях, что провела в мучительных раздумьях.

— Я очень рад.

— Я еще не говорила с тетей Дусей.

— Я сделаю это сам, как обещал.

— Что дальше? — Мара не знала, как продолжать разговор, потому что ни с того ни с сего разволновалась.

— Я приеду сегодня вечером. Предупреди ее, пожалуйста.

— И как мне сказать?

— Скажи, что Гурин приедет, — усмехнулся Эрнест Павлович. — Так и скажи. Как же еще?

— Извините, я глупость спросила.

— Все в порядке. До встречи. Я буду в семь.

* * *

Эрнест Павлович терялся в догадках: как встретит его Евдокия Ивановна. Они давно не виделись, очень давно. А с тех пор, как она ушла из ресторана в киоск, он вообще перестал даже изредка захаживать к ней. Безжалостное время, что толку вспоминать. Что было — то было, и жалеть не о чем. Все равно из их романа ничего не могло получиться: Евдокия сразу предупредила, что не бросит мужа, не хочет наносить травму сыну. Она разрывалась между чувством долга и любовью, и долго это продолжаться не могло. Да и Эрнест Павлович тоже ничего не собирался менять в своей жизни.

Машина остановилась у знакомого подъезда. Гурин усмехнулся: он приехал сюда только из-за Мары, а раньше — не был ни разу. Евдокия запрещала ему приближаться к своему жилищу.

— Там я не принадлежу тебе, — говорила она. — Так зачем же тебе видеть квартиру, где я так несчастна?

Сколько лет уже прошло, а сердце бьется, как в те времена, когда он ждал очередного свидания с Евдокией. Они встречались тайно, делая все возможное, чтобы никто ни о чем не узнал. Это могло навредить обоим, но Эрнест Павлович, конечно, больше переживал о своей любимой. Хотя она и была старше, он чувствовал себя опытнее, сильнее, менее уязвимым. Ему хотелось приносить в ее жизнь радость и счастье, а не очередные проблемы. Их у нее и без него было предостаточно. А потом скоропостижно скончался муж Евдокии, и она решила, что это высшие силы наказали ее за греховную связь. Вот тогда-то все и закончилось, именно в тот момент, когда Эрнест Павлович, в то время еще обходившийся в общении без отчества, серьезно задумался над тем, чтобы попробовать создать новую семью. Его планам не суждено было осуществиться…