— Я покажу тебе дом. — Гурин продолжал внимательно смотреть ей в глаза. — Ты первая женщина, которая переступила его порог. Не буду лгать, что я строил его для тебя. Я задумал его еще в той жизни с Галиной. Но так сложилось, что она не стала его хозяйкой. Может быть, так было суждено из-за того, что в моей жизни должна была появиться ты?

— Может быть, — растягивая слова, сказала Мара.

— Сейчас я должен ненадолго тебя покинуть. Мне нужно поговорить с людьми, успокоить их.

— Сегодня тебя могли убить, — прижимаясь к нему, прошептала Мара. — Это страшно, но не сердись за то, что я спрошу. Обещаешь?

— Обещаю.

— Если бы не этот выстрел, ты бы вряд ли решился, правда? — Мара поймала его взгляд, нежно взяла в ладони его лицо, чтобы Гурин не смог отвернуться.

— Правда. Я нерешительный старый болван, который добровольно отказывался от собственного счастья.

— И я люблю его. — Мара не заметила, как лицо Гурина приблизилось, и горячий поцелуй обжег губы, заставил сбиться дыхание. Волшебная минута, которая помогала Маре забыть все, что было с ней раньше. Теперь она говорила себе, что ничего не было, ничего. Все только начинается. Она должна была пройти свой путь, чтобы сейчас точно знать, что рядом с ней любимый мужчина, человек, который сделает ее счастливой. Она ведь мечтала об этом? Ее мечта не могла не сбыться. Мара крепче прижалась к Гурину, вдруг вспомнив слова бабушки: «Отец целовал тебя и называл своим рыжим счастьем… — Рыжая — счастливая». Теперь Мара была в этом абсолютно уверена.

— О чем ты думаешь? — откуда-то издалека прозвучал голос Эрнеста Павловича.

— О том, что я неприлично счастлива и еще о том, что мне очень хочется позвонить Евдокии Ивановне и пригласить ее на свадьбу.

— Держи. — Гурин протянул ей мобильный телефон.

— Но это будет разговор не на две минуты, — предупредила Мара.

— Вот и замечательно. Я как раз успею уладить все свои дела. — Гурин поцеловал ее в щеку, чувствуя, как трудно ему расстаться с ней даже на несколько минут. Но он должен был довести дело до конца. Ничто в жизни не должно было изменить его основного правила: ко всему относиться с полной отдачей и ответственностью. — Я скоро вернусь.

— Эрнест Павлович!

— Ты долго будешь обращаться ко мне так официально? — наигранно нахмурил брови Гурин.

— Не торопите меня.

— Хорошо.

— Я хотела спросить, а как быть с моей практикой?

— Какой еще практикой? — удивился Гурин и через мгновение понимающе кивнул. — Я все улажу, моя студентка. Не переживай об этом.

Оставшись одна, Мара тут же набрала номер Евдокии Ивановны. Ей не терпелось поделиться с ней неожиданной новостью. Это было невероятно, но произошло. От волнения пальцы Мары дрожали. Она даже не знала, сможет ли сейчас говорить. Ей хотелось то смеяться, то плакать от счастья. Услышав гудки, Мара замерла в предвкушении прекрасных минут общения с Евдокией Ивановной. Эта женщина наверняка разделит ее радость, приняв ее счастье целиком, безоговорочно.

А пока Мара ждала ответа, Эрнест Павлович спускался по ступенькам. Он никак не мог настроиться на деловой лад, на предстоящий разговор с партнерами, обеспокоенными сегодняшним происшествием. Он медленно шел, держась за гладкие прохладные перила, спрашивая себя: «Не нарушил ли ты данного себе обещания?» Однажды Гурин сказал, что Мара никогда не станет его любовницей. Он сдержал слово — совсем скоро она станет его женой.