— Ты ведь родственник этому вашему Донати, — утвердительно произнес французский рыцарь. — Скачи ему вдогонку, пусть вернется, опишет полукруг позади войска и скроется в засаде не слева от поля, а справа.

— Вы полагаете, он послушает меня? — поинтересовался Данте.

Аймерик сделался еще более суровым:

— Если не послушает, отвечать будешь ты.

В совершенно испортившемся настроении Алигьери ехал к роще, в которой засел отряд Барона.

Корсо нашелся в густом кустарнике на самом ее краю. Он с крайним вниманием вглядывался в просветы между ветками, наблюдая за аретинцами, которые медленно приближались.

— Пришел, родственничек, — отреагировал Барон не оборачиваясь. — Это хорошо. У нас здесь правильная война, не то что у твоего осла Вьери.

— Де Нарбонн велел передать приказ: твоему отряду следует переместиться в противоположную рощу, справа от поля, — произнес Данте отчетливо, без всякого выражения.

Корсо расхохотался:

— Откуда ж этому наемному французишке знать, что мне следует. Этого и я сам пока не знаю… а, впрочем, нет, обманул, уже знаю!

Одним прыжком вскочив с земли, Барон пронзительно засвистел. По роще пролетел шум — хруст веток, топот, ржание. Всего несколько минут — и отряд конников собрался на краю рощи вокруг своего командира. Алигьери осторожно отклонил большую густую ветвь, чтобы посмотреть на поле, и тут же отпустил ее обратно, пораженный зрелищем. Аретинцы перестали быть медлительными. Они неслись во весь опор, готовясь врезаться в самый центр флорентийского войска.

— Ну что, родственничек, покажем им? — подмигнул Корсо и, хлестнув коня, вынесся из-под прикрытия деревьев.

Данте колебался всего несколько мгновений, потом вслед за Бароном выехал на поле. За время, пока он искал Донати, оно сильно изменилось. Вместо красивого воинского порядка царил полнейший беспредел. Орали люди, свистели стрелы, метались ржущие лошади.

— Вперед! Раздавим гибеллинских шавок! — раздался мощный рык Корсо.

Хаос тут же прекратился. Данте сам не заметил, как уже мчался вместе со всеми навстречу неприятелю. Что-то просвистело перед глазами. Он чуть не упал. Качнулся назад, удивленно сжимая в руке кусок поводьев, срезанных стрелой. В этот момент оглушительно взвыли трубы — увы, гибеллинские. Лошадь Алигьери вздыбилась, завертелась, чуть не споткнувшись о труп своего собрата, потом понесла. Он видел, что летит прямо на строй вражеских лучников и копьеносцев, и не мог ничего сделать.

Данте понятия не имел, как будет сражаться. Все приемы, выученные на сборах, вдруг забылись. Несмотря на это, он вовсе не испытывал страха, хотя голова немного кружилась, придавая происходящему нереальность.

Наскочивший на него огромный гибеллин разрушил ощущение сна. Думать было некогда, рука сама направила копье, тело приняло правильное положение, утяжеляющее удар. Данте не поверил своим глазам: враг оказался на земле, его лошадь растерянно заметалась.

— Фьоренца!!! — радостно закричал рядом какой-то воин и бросился в гущу гибеллинов. Свистнула стрела, ударив его в плечо. Всадник удержался в седле, хотя лицо его перекосилось от боли. Алигьери бросился к нему. В этот момент их обоих начали окружать конные гибеллины. Они оказались так близко, что копье стало бесполезным. Данте успел выхватить меч, но он тоже был бессилен против железного шара на цепи, которым гибеллины выбивали противника из седла. Ему удалось увернуться, но он едва не свалился самостоятельно. Проскакивая совсем близко от одного аретинца, он успел нанести ему удар, правда, не опасный. Рана только разъярила воина. Он закричал, призывая собратьев. Кольцо вокруг Алигьери и еще нескольких флорентийцев сомкнулось. Враги явно собрались взять их в плен. Данте ясно понял, что живым не дастся. Обратившись мысленно к Пресвятой Деве, он изо всех сил пришпорил лошадь и, размахивая мечом, поскакал прямо на ощерившиеся копья.

Но что это? Разъяренные лица гибеллинских конников исчезли, сменившись удаляющимися спинами. Враги отступали, напуганные неожиданным и бешеным натиском бойцов Барона. Точнее: удирали в смятении. Их настигали, поражая копьями и дротиками. Аретинцы падали, страшно крича. Совсем немного времени прошло — и все Кампальдинское поле покрылось их трупами. А Корсо объезжал место сражения с таким хозяйским видом, будто проверял прилежность работников в своей мастерской. Время от времени он начинал преследовать какого-нибудь аретинца, догонял и безжалостно расправлялся с ним длинным копьем.

Заглядевшись, Данте не заметил подскочившего аретинца. Они сцепились в поединке, но долго махали мечами впустую. Потом Алигьери удачно наклонился на скаку и немного рассек круп вражеской лошади. Хлынула кровь. Это сломило остатки боевого духа аретинца, он перестал сражаться и погнал раненое животное на другой конец поля к своим.

— А ты не так плох, родственничек! — услышал Данте голос Донати. Отвечать не хотелось, да Барон и не нуждался в разговорах. Снова выбрав себе жертву, он хлестнул коня и погнался, примеряя копье. И тут из-за кустов показались де Нарбонн с архиепископом.

— Он все-таки ослушался, — мрачно сказал Аймерик, — надо привлечь его к суду за неповиновение.

Его высокопреосвященство улыбнулся:

— Боюсь, что он невиновен. Он выполнял приказ более высшего командования, чем ты, сын мой.

— Какого же? — не понял французский рыцарь.

— Господа Бога, — веско ответил архиепископ, — похоже, мы выигрываем сражение, и происходит это благодаря действиям мессира Донати.

Де Нарбонн помрачнел, но спорить не стал. Он отъехал к своим рыцарям и начал готовить с ними наступление на замок Биббьену, в котором находились гибеллинские сокровища.

К вечеру замок сдался. Данте попал внутрь и наблюдал вспыхивающие то тут, то там стычки из-за мародерства. Пару раз, глядя на всеобщую алчность, у него у самого чесались руки взять какую-нибудь особенно красивую вещь — например золотую дарохранительницу или ажурный столик. Но всякий раз он вспоминал ростовщика-отца и его охватывала гадливость.

Как ни странно, после этого явно удачного сражения он чувствовал себя крайне разочарованным. Победа оказалась сомнительной ценностью. Она открывала торговые пути для многих флорентийских купцов, но отнимала возможность возвращения на родину для изгнанников, которые также могли принести пользу родному городу. К тому же Алигьери было обидно за своего командира. Деи Черки, несмотря на рыцарские шпоры, вел себя куда менее доблестно, чем его давний соперник Корсо.

Тем не менее военная удача на время примирила их. Они сели за один стол — Донати, деи Черки, де Нарбонн и архиепископ. Аймерик более не имел к Корсо претензий и вообще выглядел довольным. Вьери напился как свинья и порывался горланить песни о глупых гибеллинах и их срамных девках. Потом вспоминал о его высокопреосвященстве, сидящем рядом, и замолкал, чтобы через несколько минут открыть рот снова. Барон, улыбаясь, оглядывал всех, но в его улыбке проскальзывало что-то хищное.

Данте выпил с ними кубок вина, и реальность вновь поплыла, открыв ему милое лицо