Орх вылил оставшееся содержимое кружки в пасть и, легонько стукнув лапой в грудь, ответил:

— У нас два сердца.

— Это мне известно, — кивнул я. — Других отличий нет?

Орх задумался. Почесав сперва в районе левого сердца, а затем правого, начал рассказывать:

— Берсерки существуют давно. Если загляну в свою память, то увижу, что подобные мне были всегда. Берсерки — неотъемлемая часть нашей расы. Берсерк — генетическое нарушение. Мы уроды, если ты не знал.

Я не смог скрыть удивления и тут же спросил:

— Почему уроды? Вы почти не отличаетесь от других медведей, хотя видел я в своей жизни только двух. Первого на картинке. Второй — это Угрх. Берсерков видел так же двух. Первым был берсерк Хорг. Второй это ты.

Орх зарычал-воскликнул:

— Старина Хорг всё ещё жив! Не думал, что услышу о нём. Он всё так же туп? Он всё так же убивает монстров? Это позорище берсерков, где ты встретил его, человек?

— Это было в пещере, — ответил я. — Хорг убил многонога, который хотел нас сожрать. Многоног тоже убил его, пробив ногами два сердца. Мы помогли ему, и он ожил. Наш друг получил ранение и Хорг забрал его с собой, пообещав вылечить.

— Хорг всё тот же калека, — берсерк Орх рыкнул с подвыванием. Наверное, это был смех. — Если ты увидишь Хорга, человек, передай ему от меня привет. Пусть заглянет ко мне в гости. Старина Орх, так и быть, устроит ему хороший приём. Ты меня порадовал, человек. А Хорг удивил. С чего он решил помогать людям? Он их так ненавидел. Странно…

— За тушёнку, — рассказал я. — Хорг попросил принести ему консервированного мяса.

— Что это такое? Угрх, о чём он говорит? Это та химия, что люди притащили в наш мир? Я прав, Угрх?

Отшельник кивнул. Как-то виновато кивнул, не подняв взгляда и, кажется, уменьшившись в размере.

Орх со злостью провёл когтями по полу пещеры, оставив на нём глубокие борозды, и зарычал:

— Люди-проныры! Скоро они начнут дрессировать нас при помощи своей химии. Скажи мне, Угрх, ты тоже её пробовал? Порадуй старика! Ты же не пробовал её, да?

Угрх тихо ответил:

— Я пробовал… мне понравилось…

Орх вскочил и начал носится по пещере как заведённый. Он стал похож на ракету со сломанным стабилизатором. Я придвинулся поближе к костру. Если ненароком зацепит, то костей не соберу.

Влетев в закрытую шторой комнату, Орх начал чем-то греметь и сильно рычать. Послышался тонкий звон металла и глухие удары.

— Мы от вашей тушенки как наркоманы зависим, — тихо сказал Угрх. — Ничего с этим поделать не можем…

Орх вышел из комнаты, медленно подошёл к костру и сел на прежнее место. Тихо заговорил:

— Берсерки уроды, потому что сильно отличаются от остальных медведей. Главное отличие — берсерки бывают только мужского пола. Второе, не менее важно отличие, мы не можем иметь потомства. Репродуктивная функция у нас отсутствует. Кроме всего сказанного мы значительно больше, сильнее, живучее, почти не чувствуем боли и у нас два сердца. Берсерк — это прирождённый воин. Природа смеялась, создавая нас. Мы даже умереть нормально не можем. Порой оба моих сердца останавливаются, и я готовлюсь стать вечностью, но одно из сердец не решается замолчать навсегда и мучения продолжаются. Теперь ты понимаешь, какого быть берсерком, человек?

Я не понял. И ответил, что не понял. Для меня берсерк — вершина эволюции расы разумных медведей. Минусы тоже имеются, но они не столь значительны. Отсутствие потомства минус серьёзный. Плохо…

— Почему берсерки не живут с племенами медведей? — спросил я. — Почему вам нравится убивать монстров?

Орх снова чиркнул по полу пещеры когтями. Быстро чиркнул. Сноп искр устремился к костру. Не долетев, искры потухли.

— Мы не способны жить в обществе себе подобных, — ответил берсерк. — Короткое пребывание возможно. Долгое нет… Всему виной наши характеры. Мы одиночки до невозможности. Мы эгоисты. Злые эгоисты… И нам нужно постоянно выплёскивать злобу, что копится в наших сердцах. Два сердца — вдвое больше злобы и ненависти. Любить берсерки не способны. Сострадать тем более. Нам чужда радость… А вот ненавидеть мы можем с легкостью! Отшельничество — единственно возможный способ существования. Так было всегда. Берсерки нужны во время войны. Они приходят, побеждают, и уходят. Если войны нет — берсеркам приходится убивать монстров, чтобы злость не сожгла их. Войн не было с тех времён, когда я стал слепым и падшим…

Я заслушался и не сразу понял, что Угрх злобно рычит. Орх это тоже не сразу понял. А когда понял — мгновенно заткнулся. Медведи начали перерыкиваться друг с другом. Пусть рычат. Орх уже проговорился. Я снова получил кусочек информации. Не большой, но такой ценный…

Первым новую одежду примерил Андрюха. Штаны немного великоваты по ширине в районе ног, но в талии сели отлично. Даже поверх имеющейся одежды. Шуба тоже великовата. Шапка-ушанка лучше не придумаешь. На ноги бутсы из всё той же шкуры. На острых камнях они могут быстро прохудится. Вся одежда, которую надел Андрюха, сшита из одной огромной шкуры. В ней он стал походить то ли на лешего, то ли на медведя. Сразу и не поймёшь. Плохо, что цвет меха коричневый. Белый был бы лучше. Маскировка — важный момент.

— Я и десяти километров в этом не пройду, — пожаловался Андрюха, пытаясь привыкнуть к новой одежде. — Одна шапка чего стоит! Шея того и гляди сломается.

— Одевайтесь, — спокойно сказал Угрх, показав на две другие стопки одежды, лежащие у костра. — И побыстрее. Мы потеряли много времени.

— Шкуры с собой возьми, Вождь, — посоветовал лежащий на топчане Орх. — Уверен, что люди выдохнутся ещё до полудня и потребуют привал. Три сосульки тебе ведь не нужны? Пещер до косого перевала вам точно не встретится. Две ночи — столько вы будете идти к перевалу. Возьми шкуры, Вождь!

Угрх что-то прорычал и пошёл за шкурами. Притащив увесистый тюк, привязал его к своему рюкзаку. Забросив тяжёлую ношу на спину, снова что-то прорычал берсерку и побрёл к выходу из пещеры.

Пришлось помочь одеться Стенли, потом одеться самому, придумать как закрепить рюкзаки на лямках и только после этого отправится в путь следом за медведем. Андрюха не соврал — свыше десяти километров в такой одежде мы вряд ли пройдём…

* * *

Андрюха ошибся. И я тоже. Даже Стенли ошибся, хоть он ничего не говорил, и вряд ли думал о чём-то подобном. Десять километров — это далеко не придел. Мы прошли двадцать километров с лишним. Двадцать долгих, изнурительных, полных боли и усталости километров. Ветер уничтожил кожу на наших лицах, а снег довёл мышцы ног и всего тела до безумия. Глубокий, выше колена, плотный снег. Угрх как мог топтал дорогу, но легче нам от этого не становилось. Порой медведь вытаскивал нас из ям, в которые мы скатывались, будто колобки. Мы психовали, материли медведя и горы, но продолжали идти. Неуклюжие — самое подходящее слово, которое характеризует нас в полной мере.