Перестановки затронули не только структуры МГК КПСС и Мосгорисполкома. Было смещено все прежнее руководство московской милиции, а также большая часть московского управления КГБ СССР. Менялись люди и в управлении московским строительством. Борис Ельцин решительно осудил практику привлечения на работу в Москву «лимитчиков», т.е. иногородних рабочих, получавших через 7 – 8 лет работы право на московскую прописку.

Знакомясь и с городским, и с районным хозяйством, Б. Ельцин работал с утра до поздней ночи, но почти всегда был недоволен и мрачен и больше критиковал, чем хвалил, а многих не только снимал с их постов, но и отдавал под суд, даже приказывал немедленно арестовать. Выступая на большом собрании пропагандистов Москвы, Ельцин открыто и прямо угрожал и партийным работникам, которые «оторвались от народа и завели себе барские квартиры с голубым унитазом», и работникам милиции, «которые работают плохо», и «тунеядцам, которых надо направлять на самые тяжелые работы», и молодежи, у которой «заметно стремление к незаработанному, незаслуженному развлечению», и пьяным, которые «снова начали появляться на улицах города, хотя борьбу с алкоголизмом мы только начинаем». Но главный удар наносился по работникам московской торговли. «За последние месяцы в Москве, – говорил Ельцин, – было арестовано 800 человек, главным образом торговцы. Черпаем, черпаем, а дна в этом грязном колодце пока не видно. Но надо до конца вычерпать эту грязь. Мы стараемся разорвать преступные связи, изолировать руководителей, на их место посадить честных и преданных партии людей, а затем постепенно идти вглубь. Работа предстоит трудная и долгая, но мы твердо намерены вычерпать эту грязь до конца»[64]. Для московской торговой системы это была уже вторая чистка – после андроповской, которая проводилась еще более жестко, но не была доведена до конца. Сотни тысяч людей, занятых в московской торговле, были запуганы. И хотя Ельцин призывал выдвигать и направлять на работу в торговлю «незапачканную молодежь», желающих идти в эту отрасль было мало. Прилавки магазинов пустели, не хватало ни продавцов, ни подсобных рабочих. Почти 200 магазинов в Москве пришлось временно закрыть, так как никто не хотел работать здесь ни главным кассиром, ни директором магазина. Огромные очереди стояли в немногих магазинах за водкой, вином и пивом, и все это вызывало рост недовольства у рядовых москвичей.

Начиная работу в Москве, Борис Ельцин обещал жителям города добиться изменений к лучшему в самом ближайшем будущем. Но положение дел в городе с каждым днем не улучшалось, а ухудшалось. Трудности возникли не только в сфере торговли, но и в строительстве, так как Ельцин существенно ограничил оформление на работу в Москву иногородних – «лимитчиков». Трудом иногородних пользовались и крупные московские машиностроительные заводы. Но и им Ельцин отказал, предложив быстрее переходить на интенсивные методы производства. В Москве начал развиваться кризис, но не столько в экономике, сколько в управлении. Борис Ельцин оказался в изоляции. Он был уверен тогда, что имеет дело с организованным саботажем со стороны «гришинской группировки», и обратился в ЦК к Горбачеву и Лигачеву за помощью в кадрах. В ЦК КПСС было принято на этот счет специальное постановление «Об оказании действенной помощи столице». В соответствии с этим постановлением и вполне в духе того времени несколько десятков человек из министерств и ведомств, а также из других крупных городов страны были направлены на «усиление» Москвы. Среди командированных в московские структуры опытных управленцев в 1986 г. был и Юрий Михайлович Лужков, работавший ранее в Министерстве химической промышленности.

Для налаживания дел в Москве нужно было время, но Б. Ельцин хотел получить все быстро, и его раздражение росло. В Москве он не был таким уж полным хозяином, как в Свердловске. Москва – столица, и здесь находились и работали десятки учреждений и ведомств, которые по своему статусу были выше горкома партии. Не на всякий крупный завод на окраинах города Б. Ельцин мог заявиться со своей свитой. Были случаи, когда то или иное решение, принятое лично Ельциным или бюро горкома партии, на следующий день отменялось Лигачевым или Секретариатом ЦК.

Борис Ельцин работал с раннего утра и до позднего вечера, и для всех окружающих, кроме ближайшего помощника Виктора Илюшина, с которым Ельцин работал еще в Свердловске, он казался человеком с железным здоровьем. Но это было, к сожалению, не так. В середине дня он ехал в специальный центр для членов высшего руководства для отдыха и обследования. Здесь он мог поспать, поплавать и пройти осмотр у врача. Бывший министр здравоохранения СССР и руководитель Четвертого, или Кремлевского, управления Минздрава Евгений Чазов писал в своей книге «Рок» о том впечатлении, какое производил тогда Борис Ельцин на врачей: «Эмоциональный, раздраженный, с частыми вегетативными и гипертоническими кризами, он производил тогда тяжелое впечатление. Но самое главное, он стал злоупотреблять успокаивающими и снотворными средствами, увлекаться алкоголем». Евгений Чазов объяснял это постоянное раздражение Ельцина его карьерными неудачами. Взяв слишком сильный старт, Ельцин начал выдыхаться. «Надо было что-то предпринимать, – свидетельствовал Чазов. – Я обратился к известному психиатру, которого считал лучшим по тем временам специалистом в этой области, члену-корреспонденту АМН Р. Наджарову. Состоялся консилиум, на котором у Ельцина была констатирована не только появившаяся зависимость от алкоголя и обезболивающих средств, но и некоторые особенности психики»[65]. Но это был диагноз, обычный для многих советских лидеров не только 1980-х, но и 1930-х гг. Борис Ельцин действительно страдал от сильных головных болей неясного происхождения, позднее к ним добавились и боли в позвоночнике. Ему было трудно заснуть без снотворных, а боли лучше всего снимались с помощью коньяка. Неудивительно, что Ельцин просто отмахнулся от рекомендаций врачей, главной из которых был переход к щадящему режиму работы. Е. Чазов писал об этом: «Наши рекомендации после консилиума о необходимости прекратить прием алкоголя и седативных препаратов Ельцин встретил в штыки, заявив, что он совершенно здоров и в нравоучениях не нуждается». С полным равнодушием отнесся к сообщениям Е. Чазова и М. Горбачев: в кремлевских медицинских службах не слишком строго относились к профессиональным тайнам. Еще Юрий Андропов регулярно получал сводки о состоянии здоровья своих соратников по Политбюро.

Свои собственные неудачи Ельцин пытался объяснить не только происками «людей Гришина», но и недостатками в работе ЦК КПСС. Еще на февральском Пленуме ЦК КПСС в 1987 г. речь Ельцина изобиловала критикой. «Народ спрашивает, – заявлял Ельцин, – ведь уже прошло два года, а все сделанное до сих пор – выработка стратегии, тактические и локальные сдвиги, это же пропагандистская кампания. Потеряем время, потеряем веру людей, у заводов, перешедших на самофинансирование, дела идут хуже, чем у предприятий, работающих по-старому. Нам надо сломать механизм торможения и в партийной работе. Так как здесь нет изменений, то вера народа в перестройку держится как на искусственном дыхании».

Полемику между Москвой и руководством страны вызвали показательные московские продуктовые ярмарки «с колес», когда в Москву везли фрукты и овощи, мясо и крупы из всех регионов страны и продавали прямо на улицах из кузовов грузовиков. Для москвичей это были хорошие, хотя и разово-показательные распродажи. Однако для Белоруссии или для Краснодарского края прибыли здесь не было, да и торговля велась с нарушением многих правил.