Между Ельциным и Лигачевым возник спор и о порядке проведения в Москве разного рода митингов и манифестаций. Решение на этот счет было принято Моссоветом, но было оспорено и отменено Секретариатом ЦК. Опять был тяжелый разговор с Е. Лигачевым. Нетерпеливый Ельцин написал большое письмо Горбачеву, который отдыхал в Крыму. Ельцин просил обуздать «аппарат», который мешает реформам, и грозил отставкой. «Приеду в Москву – разберемся», – ответил Горбачев. Разговор между Ельциным и Горбачевым состоялся в конце сентября, был напряженным и даже раздраженным и продолжался более двух часов. Борис Ельцин требовал в Москве полной самостоятельности, хотя бы такой, какая была у В. Гришина. Но это было возможно по порядкам того времени только в случае избрания Ельцина полноправным членом Политбюро. Однако против такого быстрого продвижения Ельцина в партийной иерархии выступил Е. Лигачев. «Слишком рано. Еще не созрел», – решительно заявил он. М. Горбачев в таких ситуациях просто откладывал решение.

Борис Ельцин начал провоцировать конфликт. На одном из заседаний Политбюро обсуждался проект доклада М. Горбачева по случаю 70-летия Октября. Этот доклад готовился довольно долго идеологическими службами ЦК КПСС. Текст доклада был заранее разослан членам и кандидатам в члены Политбюро. Замечаний было мало. Неожиданно Ельцин взял слово и предложил серьезно переработать весь доклад, к тексту которого у него было около 20 серьезных замечаний. При этом речь шла не об отдельных формулировках, а о ряде важных теоретических проблем – о соотношении Февральской и Октябрьской революций, о роли в революции Ленина и других партийных вождей, о причинах Гражданской войны и т.п. Никто не был готов к подобному обсуждению, а Горбачев даже неожиданно вышел из небольшого зала в Кремле, где обычно проходили заседания Политбюро. Ему нужно было посоветоваться с помощниками, которые готовили текст доклада. Было ясно также, что и Б. Ельцин готовил свои вопросы с помощью каких-то других людей и в расчете на конфликт. Странно было бы обсуждать вопросы о природе Февральской и Октябрьской революций и о роли Ленина на заседании Политбюро, да еще в том составе, какой был здесь в 1987 г. Когда обсуждение возобновилось, то его участники обрушились прежде всего на Ельцина – зачем и для чего он затевает всю эту дискуссию. Прозвучали и оскорбления: это были тогда закрытые заседания, и члены Политбюро не стеснялись в выражениях, если речь шла не о самом генсеке, а о его оппонентах.

Конфликт был очевиден, и он нашел естественное продолжение уже на Пленуме ЦК КПСС 21 октября 1987 г. Этот пленум также должен был обсудить как доклад, так и подготовку к 70-летию Октября. Сам доклад не зачитывался, выступавших было немного, и председательствовавший Е. Лигачев хотел закрывать прения. Тут-то и поднял руку Борис Ельцин. Выступление Б. Ельцина известно в нескольких редакциях. Материалы пленума не были опубликованы осенью 1987 г. Стенограмма пленума зачитывалась позже – на закрытых партийных собраниях. Это было весной 1989 г. во время избирательной кампании по выборам на Съезд народных депутатов СССР. Свою версию выступления изложил Борис Ельцин в том же 1989 г. в книге «Исповедь на заданную тему». В любом случае видно, что Ельцин говорил не на тему обсуждения, он сосредоточился в первую очередь на стиле и методах работы Секретариата ЦК КПСС и в первую очередь на критике Е. Лигачева. По словам Ельцина, перестройка мало что дала в прошедшие два года, и в этом он был, конечно, прав. Но его предложение – «революционизировать работу партийных комитетов в ближайшие два года» – было неконкретно и непонятно. Ельцин говорил, что в Москве работает более 1000 институтов и большая часть из них бездельничает, их надо закрывать. Но он не привел ни одного примера. Главным же тезисом в этой путаной импровизации было утверждение, что все поражения, которые несла партия, проистекали из того, что партией в стране руководил и продолжает руководить «один-единственный человек, и этот человек огражден абсолютно от всякой критики. В Политбюро нет коллегиальности, и постоянно растет славословие от некоторых постоянных членов Политбюро в адрес Генерального секретаря. Надо говорить критику в лицо, глаза в глаза, а не увлекаться славословием, что постепенно опять может стать нормой и привести нас к культу личности. Мы этого допустить не можем»[66]. После этих слов Ельцин заявил, что он просит освободить его от должности и обязанностей кандидата в члены Политбюро. О работе на посту первого секретаря горкома партии в Москве Ельцин не говорил.

Все то, что говорил на пленуме Ельцин, было, конечно, справедливо. Но это было сказано как-то не к месту, поверхностно, неубедительно. К кому обращался в данном случае Ельцин? Кто мог его поддержать на пленуме? Кто мог его услышать за пределами заседания? Результаты подобного выступления Ельцина было нетрудно предсказать. Пленум ЦК КПСС был продолжен еще на несколько часов. Обсуждение пошло по новому кругу. О скором юбилее Октября все забыли, и почти 20 членов Политбюро и ЦК КПСС выступили с критикой Ельцина. Результаты пленума известны. Было решено вывести Бориса Ельцина из состава Политбюро, но также отстранить от руководства Московской партийной организацией. В печати об этом было объявлено только после юбилея. 13 ноября 1987 г. в газете «Московская правда» был опубликован подробный отчет о заседании Московского горкома партии. На этом заседании с критикой Б. Ельцина и положения дел в Москве выступил М.С. Горбачев, а потом почти все ведущие работники горкома партии. Выступил и сам Борис Ельцин. Он оправдывался, признавал свои непомерные амбиции, свои ошибки и говорил о том, что верит и партии, и перестройке. «Я нанес ущерб московской партийной организации, я нанес ей рану, которую надо залечить как можно быстрее. Я успел полюбить Москву и старался все сделать на пользу Москве и москвичам. Я виновен лично перед Михаилом Сергеевичем Горбачевым, авторитет которого так высок и в нашей организации, и во всем мире». Это было пустое и жалкое выступление, и позднее Б. Ельцин утверждал, что он говорил все это как в бреду. Вполне возможно, что так оно и было. Формально Борис Ельцин до 12 ноября все еще оставался в составе высшего партийного руководства и 7 ноября вместе с другими лидерами стоял на трибуне Мавзолея. Однако 9 ноября у Ельцина началась сильная депрессия, и он ударил себя в грудь канцелярскими ножницами. Бригада врачей, руководимая Е. Чазовым, увезла Ельцина в больницу. По заключению врачей, это была не попытка самоубийства, а симуляция. Ельцину действительно прописали много разных успокоительных лекарств, и на пленум горкома его привезли из Кремлевской больницы. В больницу Ельцина отвезли и после пленума горкома – долечиваться. В январе 1988 г. Борис Ельцин был назначен одним из первых заместителей министра строительства СССР в ранге министра. Он остался членом ЦК КПСС. Позднее М. Горбачев очень жалел, что не направил Б. Ельцина послом в какую-либо страну: вакансии на этот счет имелись, и такой ход соответствовал всей прежней практике внутрипартийной борьбы во времена Брежнева и даже Н.С. Хрущева. Можно предположить, что Горбачев рассчитывал как-то использовать потенциал и популярность Ельцина в назревавшем уже конфликте с Егором Лигачевым. Этот конфликт казался Горбачеву гораздо более сложным и опасным. У Бориса Ельцина в партийном аппарате было мало сторонников, и он сам казался тогда слабым и сломленным. Напротив, Егор Лигачев пользовался большой поддержкой и в составе ЦК КПСС, и среди аппарата обкомов КПСС. На посту первого секретаря Московского горкома партии Ельцина сменил секретарь ЦК КПСС и член Политбюро Лев Николаевич Зайков.