Вокзал стоял на вершине центральной возвышенности, оттуда открывался хороший вид на внутренние стенки вулкана. Кошка смотрела на Аверн, на мириады ярких окошек, и ее поразила одна мысль: если поднять город, перевернуть и хорошенько потрясти, оттуда выльется столько горя, что затопит весь мир.

Где-то далеко во Французском квартале вдруг вспыхнул едва заметный огонек – там, где только что было темное пятно. Потом еще – уже в другом районе.

– Эй! Смотрите! – крикнул кто-то.

Пассажиры загомонили и бросились к окнам.

– Начинается?

– Может, просто пожар. Случаются ведь и пожары.

Включилась громкая связь, диспетчер, откашлявшись, объявила:

– Внимание всем пассажирам. Прямо сейчас отправляется автобус на запад. Пожалуйста, организованно займите свои места.

К тому моменту, как они отъехали от вокзала и выбрались на улицу, горело уже как минимум в трех частях города. То тут, то там попадались неразличимые в темноте толпы – возможно, будущие бунтовщики. Из одной такой в бок автобуса полетел камень, и пассажиры затаили дыхание. А потом автобус вырулил на съезд к Путепроводу Алмазной Сутры[83] и выехал из Аверна на интербан. Темный загадочный вулкан остался позади, и они растворились на просторах Эвропы.

Если и существовало на свете худшее место для измочаленной женщины, чем забитый народом автобус, то Кошка не могла его себе представить. Все сиденья были заняты, в проходе громоздились ящики с поросятами и котятами-сфинксами, лежали связки мандрагоры, сидели карлы-мигранты – они курили самокрутки и с хихиканьем отпускали замечания на нижненемецком, когда какое-нибудь создание женского пола протискивалось мимо к расположенному в задней части автобуса туалету. Все пассажиры казались уставшими бедняками. На соседнем с Кошкой месте едва умещалась толстая гоблинша с изогнутыми бараньими рогами и неприлично большим бюстом. Она пихнула Кошку локтем в ребра, уронила голову ей на плечо и тут же задрыхла с громким храпом.

Кошке было настолько неудобно, что даже дремать не получалось, и она завидовала спавшей у нее на коленях Эсме и наглой соседке. Автобус тарахтел по ночному шоссе, и Кошка изо всех сил пыталась не обращать внимания на все новые неудобства: ноющие мышцы, проклевывающуюся головную боль, бурление в желудке и кишечнике, которое грозило скорым походом мимо карл к сомнительному убежищу в хвосте…

Освещенных зданий вдоль дороги становилось все меньше, пока они не исчезли вовсе. Один раз на широком повороте Кошка увидела оставшиеся позади черные склоны вулкана и подсвеченные фонарями линии спускавшихся с него дорог. Внутри горы мерцало электрическое зарево. На мгновение ей почудились языки пламени, но, сколько бы она ни вглядывалась, точно определить не могла. Потом шоссе еще раз вильнуло, и Аверн навсегда остался в прошлом. За окнами мелькали деревья, а за автобусом гнались по летнему ночному небу луны-близняшки. Сонная Кошка смотрела, как они меркнут, исчезают.

Потом что-то стукнуло, машину качнуло, и Кошка проснулась. Автобус въезжал на остановку, которая в свете высоких фонарей с яркими белыми светодиодными лампами напоминала плотик посреди темного моря. На дальней ее стороне примостилось низенькое кирпичное здание, воняло нефтекомбинатом.

– Техническая остановка! – Водительница открыла двери. – У вас пятнадцать минут.

Ночь обдувала Кошку теплым ветерком, голова гудела от недосыпа. В воздухе между асфальтом и фонарями роился сонм из мириад бледных летающих малюток. Никто, кроме Кошки, на них не смотрел.

Из автобуса вылез юнец с густыми, зачесанными назад черными волосами, с сигаретой в руке:

– Эй, красотка, огоньку нет?

Кошка выудила коробок спичек, которыми зажигала свечки в «Слепом кокатрисе», кажется, целую вечность назад.

– Оставь себе.

– Спасибо. Ты настоящий герой.

Он прикурил, глубоко затянулся, а потом откинул голову, тряхнул гривой и выпустил дым из ноздрей, и в это самое мгновение стало окончательно и бесповоротно понятно, что это она. Она расхохоталась и закашлялась.

– Боги сладчайшие, как же я это люблю! Видела бы ты свое лицо. Будто у тебя из сумочки жираф вылез.

– Очень смешно.

– Такой уж у меня способ завязать разговор. – Девушка бросила сигарету на землю и затушила ее носком ботинка. – Меня Ворон звать. – Она взъерошила волосы Эсме. – Привет, чудище. Помнишь меня?

– Нет.

– Ну разумеется. С чего бы тебе меня помнить? Ты же никогда ничего не запоминаешь, да, Эсме? – Повернувшись к Кошке, незнакомка пояснила: – Спасибо, что присматриваешь за ней.

С этими словами она снова изменилась. Теперь Ворон совсем не казалась дружелюбной, чудаковатой или безобидной. А казалась она ходячей бедой.

Живот у Кошки свело.

– Ты знаешь Эсме, – сказала она как можно более небрежным тоном.

– Еще б не знать. Мы ж родня. Эсме – моя двоюродная прапра-сколько-то-раз-прапрабабка. Честно говоря, с генеалогией тут не все ясно. Сотни лет прошли с тех пор, как ты продала себя Пожирателю Лет, да, бабулька-малютка? Или даже больше.

– Может быть, – пожала плечами Эсме. – Я забыла.

– Миллионы, – сказала Ворон. – Если не больше. Одна Богиня знает наверняка, но у нее ж не спросишь. Пробовала смотреть на Эсме через дырку в своем камне? Девчушка гораздо старше, чем кажется. И известно ей гораздо больше, чем ты думаешь. Эсме, может, и не запоминает лица и места, но зато крепко-накрепко помнит умения. К тому же она везунчик – что жизненно необходимо, когда тебя занесло, скажем, в лагерь железнодорожных бродяжек. Тогда весьма кстати, если сумеешь подцепить кого-нибудь, кто тебя оттуда вытащит.

Кошка смерила девицу мрачным взглядом. А та, нимало не смутившись, улыбнулась, и вид у нее при этом был совершенно петушиный.

– Ты слишком много знаешь.

– Слишком много? Пф! Я трикстер. Тайные знания – мой хлеб с маслом. Знать о том, о чем не полагается, – прямая обязанность. А тот камешек – в некотором роде именно из-за него я и затеяла весь этот разговор. – Ворон зачастила: – Я слыхала, у тебя на хвосте сидит демоница, и у нее одиннадцать гончих, которых к тебе влечет. Духов не остановишь. Они не ведают усталости. Их нельзя подкупить. Оторвешься на пару недель, но тебя все равно настигнут. Останавливаться нельзя: каждую ночь, ложась в кровать, будешь понимать, что преследователи стали чуть ближе, чем были накануне утром. Вот жуть! Как тут уснешь? Тебе позарез нужна моя помощь. У нас с тобой общая цель – сохранить тебе жизнь.