— Жена моя, — его голос был хриплым, — повтори!

— Зачем? — его гордая львица была убийственно спокойна, — я сказала вполне отчетливо, и, судя по вашей реакции, мой король, вы все расслышали. Девчонка и ее мать отправляются в Шарратас, а ты обязан донести эту информацию до отца и братьев. Пусть сделают то, чего я так сильно хочу!

Чуть наклонившись, Дариан обвел ее губы большим пальцем, и хрипло спросил:

— Не слишком ли много вы себе позволяете, моя королева?

— Мы обсудим данный вопрос, — она поймала его палец губами и чуть прикусила, затем продолжила, — в приватной обстановке…

— А разве вам уже можно… позволить себе приватную обстановку? — удивленно вопросил король.

— Со дня рождения малышки прошло сорок дней, Дарри, мне уже все можно. Я проведу девчонку.

Поднявшись с подоконника, Алиссин подошла к Элизе, схватив ее за плечо, вывела в коридор и подтолкнула вперед. За своей королевой тут же последовали четверо охранников — Алиссин не желала быть уязвимой.

— Ты светлее Катарины, — задумчиво произнесла королева, когда в ночи раздался отчаянный женский визг, — но тоже миленькая…

В Ортаноне победители праздновали победу, но на кораблях соблюдалась строжайшая дисциплина. И тем прискорбнее был тот факт, что баронесса ассер Вилленская подверглась нападению двух матросов, которые с насмешками и, не опасаясь наносить удары, сейчас раздевали женщину.

— Великолепно! — Алиссин улыбалась, но глаза ее были похожи на две застывшие льдинки. — А разве я позволила?

Матросы замерли, в отчаянии глядя на королеву и оба встали на колени — здесь уже знали, на что способна Ее Величество в гневе.

— Убить!

И две тени метнулись, чтобы прервать жизни тех, кто осмелился нарушить королевское распоряжение. Зевнув, Алиссин отдала второй приказ:

— Тела повесить за бортом!

Дождавшись, пока ее телохранители выволокут оба трупа, королева шагнула в каюту, вольготно устроилась на кресле, переводя взгляд с одной Вилленской на другую.

— Вас не тронут, — насмешливо произнесла королева, — и вы под моей защитой… пока! Пока я не получу того, что мне нужно!

Баронесса, прикрываясь остатками платья, вытерла слезы и, пытаясь говорить с достоинством, спросила:

— Чего вы хотите?

Хитрая усмешка и королева поднялась:

— Ваш муж и сыновья живы, баронесса ассер Вилленская, живы благодаря мне. И над вами не надругались, тоже благодаря мне. И вашу дочь не обесчестили… угадайте благодаря кому. Умейте быть благодарной, баронесса! За сим оставляю вас, леди. Вас более не побеспокоят!

Глядя вслед прекрасной королеве, мать и дочь с ужасом думали о будущем…

* * *

«Катарина, Ортанон захвачен. Меня, отца и Рассана держат под домашним арестом. Но самое ужасное, что матушка и Елизавета не сумели спастись. Нам стало известно, что они вместе с королевской четой вернулись в Шарратас.

Мне больно говорить тебе об этом, но нас предали! Маерс и Декарам не посмели выступить против Шарратаса, пираты встали на сторону короны. Ты нужна нам, Кати, мне нужна.

Гарсан, барон ассер Вилленский».

Князь Арнар лениво перечитал послание повторно и аккуратно сжег его над свечой. Завершив уничтожение, резко поднялся и, напевая, направился к любимой.

Катарина сидела у аптекаря и слушала княгиню Арнар.

— Это трава Аллета, позволяет лечить легкие простудные заболевания, в виде настойки снимает головную боль. Записывайте рецепты!

Это было древнее правило — женщины рода Арнар обязаны были уметь лечить, поэтому Катарине приходилось днями напролет изучать травы и их применение. За несколько месяцев ее жизни в замужестве, девушка исписала не одну тетрадь, а свекровь все не унималась.

— Как себя чувствует моя возлюбленная? — Ранаверн входил в кабинет матери уверенно, и, подойдя, нежно поцеловал уставшую Кати. — Любовь моя, возможно на сегодня стоит прекратить?

— Ранаверн, — вмешалась княгиня Надия, — ты же сам просил отвлечь Кати от грустных мыслей…

Вздрогнув, Кати посмотрела на снежного барса и тихо спросила:

— Сведений из Ортанона нет?

— Любимая, — он взяв ее за руку, поднял со стула, — отсутствие плохих новостей, уже само по себе новость хорошая!

— Да, ты, несомненно, прав и все же…

— И все же не стоит думать об этом, — мягко произнес ирбис, и обращаясь к Надии, — Матушка, надеюсь, вы нас простите?

Женщина кивнула, и князь вывел Кати в коридор, уверенно направляясь в спальню.

— Ранаверн, — осознав, куда ее ведут, Катарина остановилась, — Ваше желание стать отцом мне понятно, но супруг мой, неужели ваши желания столь неуемны?

— Возможно, я просто желаю провести время с моим кареглазым ангелом, — невозмутимо парировал князь, подхватывая ее на руки.

— Возможно и так, — согласилась Кати, — но как-то верится с трудом, мой князь. Тихий смех и спокойное:

— А королю ты не отказывала…

Катарина сжалась как от удара, побледнела, но ответить не решилась. За те два с половиной месяца со дня их свадьбы, Арнар все чаще вспоминал о ее унижении. Он не винил ее, не осуждал, но стоило проявить хоть малейшее неповиновение, и он хлестал насмешками как плетью.

Словно не замечая ее молчания и ее реакции, Ранаверн легко взбежал по ступеням, все так же удерживая свою ношу, и пройдя по сумрачным переходам, освещаемым лишь горящими факелами, ногой распахнул двери в свою спальню, которая стала их общей. Среди людей их круга подобное было нонсенсом. Все правила приличия обязывали супругов спать в разных спальнях, комната, которую готовили для Катарины, располагалась дальше по коридору, но князь решил иначе.

Внеся жену в спальню, он аккуратно уложил Кати на простыни, и принялся расшнуровывать ее платье.

— Дорогой, — попыталась остановить его Катарина, — вы же знаете… что сегодня я не могу и…

— И? — не прерывая своего занятия, осведомился князь.

— Ранаверн, прошу вас… не сегодня… — Кати испуганно следила за супругом.

— Почему? — словно не понимая ее намеков, продолжал допытываться князь.

Катарина остановила его руку, нахально задирающую ее юбки и умоляюще воскликнула:

— Но вы же знаете, что у меня женские недомогания!

Отбросив ее руку, князь ловко избавил супругу от платья. О ее недомоганиях он знал, но если в прошлый раз в эти дни он отбыл на охоту, то сейчас отступать был не намерен. Разглядывая напуганную Катарину, в нижней сорочке и юбке, на которой проступили красные пятна, князь испытал дикое желание.

— Ты сводишь меня с ума, Катарина, — хриплое признание и затуманенный взгляд зеленых глаз снежного барса, — То, как ты говоришь, двигаешься, и даже ешь… вызывает дикое неконтролируемое желание обладать! Но когда ты сопротивляешься… я схожу с ума! И мне уже все равно есть у тебя недомогания или нет, день сейчас или ночь, может нас кто-то увидеть или нет… Я безумен, Кати, и моим безумием стала ты!