– Так и передайте.

«Наверное, Эйленора что-то почувствовала, – думал я, глядя через окно на идущую по залу Роккуэль, даже спиной выражавшую обиду. – Ничего, не смертельно, это для Эйленоры все могло закончиться именно так. И все же права была гадалка, напророчившая, что все беды у меня будут от женщин, пока не встречу единственную, ту, что заменит мне всех остальных. Видимо, я ее еще не встретил, хотя очень надеялся, что это Николь».

* * *

Перед домом Кнофта карет хватало. И тех, в которых приехали гости, и просто извозчиков, прибывших в надежде подзаработать. Попадались даже закрытые экипажи, хотя при здешнем климате их можно использовать только в дождь.

Из дома я выбрался легко. После того как Байли ушел, я постоял, облокотившись на ажурные кованые перила, обрамляющие террасу, любуясь видом реки. Поглазел на видневшиеся с небес бортовые огни летучего корабля, проплывавшего над Опситалетом. Затем собрался с мыслями и вышел в залу.

В ней уже не было видно ни Байли, ни Аугира, и только хозяин дома, господин Кнофт, на миг оторвавшись от беседы с одним из гостей, едва заметно мне кивнул, как будто прощаясь. Роккуэль, под руку с Алисией, весело о чем-то болтали с мужчинами, одетыми в парадные мундиры Ост-Зейндской торговой компании. Зазвучала музыка, приглашая на новый тур; под ее аккомпанемент я и вышел из дома. Уже на пороге, обернувшись, успел заметить, как стремительно отворачивается Роккуэль.

Я прошел мимо карет, что привезли гостей. Дальше толпились извозчики, поглядывающие на меня с готовностью, но мой путь лежал в самый конец их строя. Именно там, на отшибе, собираются неудачники, и почему-то мне захотелось осчастливить одного из них.

Такого я и выбрал: седого дедка, сидевшего на облучке обшарпанной двухколесной колымаги, вероятно во времена Древних носившей гордое имя «пролетка».

– Вези меня, отец, в корчму «Опситалетский трибун». Знаешь же, где такая находится? – с тяжелым вздохом проговорил я, взбираясь на заштопанное кожаное сиденье.

Что за нелепое название у корчмы? Впрочем, все здесь такое, как и я сам.

– Отчего же не знаю, отлично знаю. Мигом довезем! – лихо уверил меня дед, но лошадь стронул с места с явной осторожностью. И то верно – его кобыла выглядела ничуть не младше пролетки.

Кучер взглянул на меня искоса раз, другой, но благоразумно промолчал. И правильно – еще утешать примется или, того хуже, давать советы. Никогда не понимал людей, что начинают учить жизни, даже если сами абсолютно ничего не добились. Считают, что одни прожитые годы дают им на это право? Хотя, возможно, ничего такого кучер и не замышлял, просто желал перекинуться словом. Но в любом случае, настроения поговорить по душам у меня не было.

Ехали недолго. Где-то подо мной громко треснуло, сиденье опасно накренилось, и мы встали.

– Ось сломалась, – сообщил мне дед. – Что за жизнь? – в сердцах, чуть не плача, пожаловался он. – Почему в последнее время так не везет?

«Судя по всему, тебя и раньше жизнь не слишком-то баловала. Да и сам я этим похвастать не могу».

– Вам, господин, лучше вернуться, – он, тяжело вздохнув, указал на дом Кнофта, далеко отъехать от которого нам не удалось. Возможность подзаработать улетела прямо из-под носа: кто в своем уме заплатит только за часть пути?

– Держи, отец, тут недалеко, пешком прогуляюсь, – протянул я ему монету и только тогда обнаружил, что на ладони лежит не серебряный геллер, а полновесный золотой нобль. Спутал, размером они одинаковы, а мысли заняты совершенно другим. Судя по взгляду старика-извозчика, ему пришла та же мысль, и потому он не торопился забрать деньги.

– Держи-держи, – я сам вложил нобль ему в руку, – на починку точно хватит.

А то и приобрести тарантас посвежее. Пусть хоть кто-нибудь сегодня почувствует себя счастливым. Слова благодарности донеслись уже мне в спину.

Наверное, удача в ту ночь позабыла обо мне окончательно: по дороге в корчму я умудрился заблудиться. Казалось, всего-то пересечь две улицы, идущие параллельно той, на которой проживал господин Гаруэл Кнофт. Затем, выйдя на главную авеню Опситалета, повернуть налево, миновать центральную площадь – и все, конец пути.

Столько лет навигатором проработал: разбуди меня посреди ночи, спроси, в какой стороне находится север, и я, еще сонный, сразу укажу рукой. А тут как будто затмение нашло.

Мне бы пройти в ту сторону, куда мы и ехали, а уже затем повернуть, в общем, повторить тот путь, которым мы с Дэйвидом Клайтуром добрались к дому Кнофта. Так нет же, решил пройти дворами.

Сначала я обходил дом, показавшийся мне бесконечным, затем долго шел вдоль высокого каменного забора, слыша за ним жаркое дыхание собак. А потом и вовсе путь пересекла какая-то вонючая речушка, и мне все никак не удавалось найти через нее мост.

Наверное, следовало вернуться, но слишком уж долго я шел. Да и вот он, высокий шпиль городской ратуши, отчетливо видимый после того, как из-за облаков показалась полная луна. А там в двух шагах и находится проклятая корчма.

В итоге я оказался среди лачуг, на которые не так давно любовался с мостика «Небесного странника». Пришлось ускорить шаг, не любят в таких местах чужаков. Да и местным, судя по всему, не слишком-то нравятся ночные прогулки: ни одного человека еще не встретил, чтобы узнать короткую дорогу.

Две преследующие меня тени я обнаружил не сразу: здесь было не до того, чтобы оглядываться, разглядеть бы что под ногами и не удариться головой в этом сплошном лабиринте собранных из чего попадет в руки хибар. Убедившись, что тени не отстают, я понял – они по мою душу. Когда, наконец, впереди появился просвет в длинной череде лачуг, эти двое начали стремительно приближаться.

«Бежать? – соображал я, стараясь не показывать, что мне удалось их обнаружить. – Но впереди пустырь, на нем не скрыться, а бегать на палубе корабля негде, так что в этом я точно им уступаю. Свернуть направо, обратно в этот лабиринт? Но есть риск забежать в какой-нибудь тупик, и тогда наша встреча станет неизбежной. Лучше затаиться. Они потеряют меня из виду, некоторое время будут безрезультатно искать, потом плюнут на свою затею, и все».

Мне повезло – укромное местечко нашлось почти сразу. По недавнему примеру Байли я спрятался за большим кустом, росшим у глухой стены дома, и встал, затаив дыхание. Дом этот, каменный, двухэтажный, оказался здесь каким-то чудом и, вероятно, служил границей между трущобами и нормальной застройкой.

Острый как бритва складной нож, подаренный мне Энди Ансельмом, я держал в руке, еще на ходу накинув петлю на запястье. Открыть его – плевое дело, одно движение большим пальцем. Это часть науки, преподанной мне Энди – мастером боя на ножах: на замахе открываешь лезвие, и сразу порез. Да не куда-нибудь, а так, чтобы уж сразу. Но я жалел о том, что в руке у меня не меч, обращению с которым меня обучал Аделард. Насколько меньше стало бы проблем, будь со мной именно он.

Случайно оба преследующих меня человека остановились возле самого куста. Сквозь густые ветки они едва проглядывали, но слова, произнесенные шепотом, доносились отчетливо.