Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во мне поднималась волна страха, противного и скользкого, как угорь, я не смела взглянуть ни на Энн, ни на Элинор, не зная, насколько они осведомлены о судебных делах. Я понимала только, что должна вести себя так, будто ничего не случилось, и Алиса была обычной незаметной прислугой.
– Странно, – вяло произнесла я, – представляете, на меня вдруг навалилась ужасная усталость, – Не пора ли нам приказать вывести ваших лошадей? По-моему, мне нужно прилечь.
Когда, после поспешного прощания, лошади гостей скрылись из вида, спустившись с продуваемого ветром холма, я вернулась в гостиную и допила остававшийся в графине херес. Произошло нечто ужасное, хотя не понятно пока, насколько ужасна моя оговорка. Я поступила глупо, рассказав им о Ричарде; это ничем не могло помочь моему положению, зато могло жутко разозлить самого Ричарда. И так бездумно назвать имя Алисы… Разумеется, они могут не знать, что она та самая Алиса Грей, чье имя занесено в какой-то список в соседнем графстве, и что именно она, возможно, разыскивается для дознания. Но, может быть, все-таки знают?
Еще до полудня, уже сильно опьянев, я поднялась в свои покои. Алиса куда-то ушла, и я присела на кровать и сбросила туфли.
Сестры и мать Ричарда – если она еще ничего не знала – несомненно, захотят поговорить с ним о Джудит, и тогда он может еще больше разозлиться на меня. Вероятно, меня начнут обсуждать не только в Ланкашире, но и в Йоркшире, мое имя будут склонять в приемных залах и столовых. Но, с другой стороны, больше я злилась на него, чем на саму себя. Это все его вина, да еще моей матери, ведь она скрывала от меня то, что ей известно о Джудит, упорно твердя только о том, что я должна произвести на свет ребенка, словно я сама не хотела того же, словно не понимала, как это важно. Я привыкла думать, что все предыдущие выкидыши происходили по моей вине, но сейчас, лежа на кровати, согретой лучами солнца, я осознала, что они тоже виноваты в предательстве.
Все мы не без греха.
Должно быть, я уснула, когда вдруг почувствовала, что к моему лицу прижалось что-то влажное. Открыв глаза, я увидела, что надо мной склонилась Алиса, державшая в руках чашу с водой и салфетку.
– Мне показалось, что у вас жар, – сказала она.
Во рту у меня пересохло, опьянение еще не прошло. Подмышки взмокли от пота.
– Я выпила слишком много хереса, – призналась я.
Ребенок во мне тоже притих, убаюканный сладким вином. В ушах бились слова сестер Ричарда о том, как много интересных событий происходит в Ланкастере.
– Меня снедает беспокойство, – призналась я, садясь на кровати.
Легкая озабоченная морщинка прорезала ее лоб между бровей, в глазах загорелся тревожный огонек.
– Из-за того, что случилось в саду?
– Да. Я назвала твое настоящее имя. Прости. Не знаю, известно ли им… Увы, я правда не знаю, что им известно. Но более важно то, кому они об этом расскажут.
– Но ведь им нечего рассказывать. Для чего им думать о том, как вы назвали служанку.
– Только если им не известно, кто ты на самом деле. Ох, ну почему я забыла, что мы переименовали тебя в Джилл? Лучше бы я держала свой болтливый язык на замке.
Алиса окунула салфетку в воду. На ее лице проявилось беспокойство.
– Алиса, – озабоченно произнесла я, – моя мать может вернуться с минуты на минуту, поэтому я должна выяснить все как можно быстрее. Необходимо, чтобы ты рассказала мне, почему оказалась в тот день в лесу с Элизабет Дивайс.
Ее руки замерли над водой, пальцы слегка покачивались у самой поверхности. К обычно исходящему от нее лавандовому духу добавился более земной запах, запах самой земли и усердно выращиваемых ею растений.
– Я не стала бы тебя спрашивать, если бы не считала, что это крайне важно.
Нерешительно помедлив, она подошла к изящному комоду на ножках и поставила на него чашу с водой. Стоя ко мне спиной, она вздохнула и спросила:
– Помните, когда мы сидели в вашей гостиной, вы спрашивали, где я работаю, и я ответила, что в «Руке с челноком»? И еще вы тогда спросили, давно ли я там работаю, и я ответила, что недавно?
– Да, помню.
– Тогда я проработала там всего лишь около недели.
Чуть дыша, я ждала продолжения.
– А вы помните, когда мы встретились в первый раз, вы тогда застали меня с кроликами?
– Да.
– Тогда я действительно заблудилась в лесу. Как раз в тот день я и приступила к работе в «Руке с челноком» и еще толком не знала дороги.
Продолжая свой рассказ, Алиса не оглядывалась, она по-прежнему стояла лицом к стене, так что я видела лишь ее длинную шею, узкую спину и тонкую талию.
– Раньше я работала в пивной Колна. Однажды утром, идя на работу, я увидела лежавшего на земле мужчину. В тот час на дороге было тихо и безлюдно. Выглядел он, вроде бы, как странствующий торговец. Рядом с ним по дороге валялись беспорядочно разбросанные товары, коробочки с булавками и иголками, да лоскуты разных тканей, как будто он шел, пошатываясь, и ронял их. Я подумала, что он уже умер, однако он еще мычал и бормотал что-то невнятное. Одну половину его лица, похоже, парализовало, даже глаз не открывался. Я видела такое лицо раньше у моей матери.
Мне вдруг стало душно, дыхание перехватило, и я никак не могла сглотнуть подступивший к горлу комок.
– Я дотащила его до постоялого двора, хозяин помог мне поднять его в комнату на втором этаже и послал за лекарем. Торговец продолжал бормотать что-то про черную собаку и встреченную на дороге девочку, но его лепет казался каким-то бредом, и мы не могли понять, что он имел в виду. Позже в тот вечер на постоялый двор зашла одна девушка.
Словно для устойчивости, Алиса держалась руками за комод.
– Она вела себя как-то странно, все всхлипывала и просила прощения. Я не могла ничего понять, пока она не упомянула, что сегодня прокляла какого-то торговца. Вся ее одежда испачкалась, будто она целый день бродила по лесу под дождем. Я предложила ей зайти и обсушиться, но хозяин и слышать ничего не хотел, заявил, что такую нищую попрошайку он и на порог не пустит. В общем, велел ей убираться подобру-поздорову. Перед уходом она сказала мне, что ее зовут Элисон, и что она вернется завтра узнать, как здоровье того торговца.
– Элисон Дивайс, – прошептала я, – и она вернулась?
Алиса кивнула, по-прежнему не поворачиваясь ко мне.
– И на следующий день, и через день. Но Питер, хозяин, не впускал ее, говорил, что от нее могут быть одни неприятности. К тому времени торговцу стало лучше, он смог сказать нам, что его зовут Джоном. Я ухаживала за ним, поила пивом, кормила и обтирала рот, когда пища вываливалась. Его лицо выглядело оплывшим и размягченным, нормально двигалась только одна половина. Но он уже мог говорить достаточно внятно, назвал нам имя своего сына и попросил написать ему, и в итоге Питер отправил письмо с курьером.