Порядочный Хирон и в мыслях не держал, что кто-то может совершить подобное злодейство. Он упрямо твердил — улики, что были обнаружены на месте преступления, подкинули, желая подставить друга. А сам Леон исчез только потому, что боялся несправедливой казни. И напрасно ему показывали, найденный среди вещей Леона, пакетик с остатками яда. Кентавр стоял на своем — этого не может быть. Лишь признание аптекаря, который пришел с повинной, увидев масштабы катастрофы, заставило изменить свое мнение. Более того, он в качестве доказательства показал Хирону перстень, полученный им в награду. Это кольцо в знак дружбы было подарено Леону самим Хироном…

Леона искали люди и кентавры. Все хотели только одного — покарать подлеца. Особенно кипели сердца у тех, кто потерял родных по его вине. Но только все тщетно. Леон исчез, словно его никогда и не было. Потом Аби случайно узнал, что предателя видели на службе у царя в далекой Урарту. Он послал туда своих гонцов, но сведения не подтвердились. Поэтому когда ему иногда приносили известие, что видели Леона в том или ином месте, Аби не верил. Не такой Леон дурак, чтобы свободно разгуливать по земле.

Аби открыл было рот, желая сказать, что и он сам с превеликим бы удовольствием разрезал мерзавца на мелкие кусочки, как Фрол вдруг миролюбиво похлопал его по плечу и предложил выпить. Это было настолько неожиданно, что царь растерялся. Только что они едва не сцепились в смертельной схватке, как вдруг опять готовится застолье.

— Кстати, — произнес хозяин, — как ты понимаешь, я позвал тебя сюда вовсе не для того, чтобы выяснять отношения. К тому же, нам делить особо нечего. Если только трон, на который мы в равной мере имеем право. Только он меня не прельщает — сиди на нем сам и правь, пока хватит сил и здоровья. Меня волнует иное — твоя дочь Лидия.

От сказанного у Аби по спине потекла противная струйка холодного пота. От выпитого гость несколько позабыл утренний разговор с Греем…

Фрол меж тем подал знак, и кентаврисса, повинуясь молчаливому приказу, ввела в зал существо с головы до ног, укутанное в темное покрывало. Кентавр, слегка припадая на раненную в одном из сражений ногу, подошел и резким движением сорвал с лица плотный шарф, закрывающий лицо. Аби в ужасе отшатнулся.

— Нет, только не это! — со стоном промолвил царь.

Перед ним стояла его дочь Лидия. Нежное лицо было жутко обезображенным. Кто-то долго и с завидным упорством тренировался на нем в своем умении владеть острым ножом. Веки черных глаз оказались разрезанными, и теперь девочка никогда не сумеет смежить их, отправляясь спать. Губы разорваны от уха до уха, благодаря чему светлый лик исказила страшная смеющаяся гримаса. Ноздри были аккуратно подрезаны, а румяные щечки покрывали глубокие, крестообразные ожоги. Судя по всему, Лидия давно не могла плакать, лишь тихонько стонала, прижав к груди тонкие ручки.

Аби бессильно закрыл лицо ладонями. Но не тут-то было. Кентавр, словно бешеный, подскочил к нему и с силой заставил смотреть на содеянное кем-то преступление.

— Смотри, — орал он, — смотри на нее внимательно!

— Кто посмел сотворить с ней такое! — закричал в ответ Аби, — скажи и я его уничтожу!

— Странно, — усмехнулся Фрол, — почему ты не говоришь, что это сделал я?

— Это было бы слишком подло с твоей стороны, — ответил царь тихо, — ты не стал бы есть и пить со мной за одним столом, если бы оказался замешан в этом преступлении.

— Что же верно, — засмеялся хозяин, — ты угадал. Мои люди и я сам здесь не причем.

— Я готов отдать тебе, чем ты пожелаешь, только скажи, кто это сделал, и я его уничтожу!

— К сожалению, об этой истории знаю немного, — заметил кентавр, — лишь могу предположить, что причину надо искать в твоем прошлом. Скажи, мне несчастный, как давно твоя дочь помолвлена с Ипполитом?

Надо сказать, что Аби уже привык к этой манере кентавра вести разговор. Он постоянно перепрыгивал с тему на тему, начиная говорить об одном, потом о другом, третьем, и вновь возвращался к началу беседы. В результате его собеседник почти ни слова не помнил из того, что они обсуждали. На память приходили обрывки фраз, и приходилось ломать голову, не сболтнул ли чего лишнего. Царь слышал о подобной методике, принятой у некоторых жрецов храма Аполлона. По его мнению, было бы довольно странным, если бы Фрол владел столь тонким искусством.

Впрочем, на рассуждения времени не было, тем более кентавр продолжал допрашивать:

— Что тебя прельстило в этом негодяе с равнины? Дальнее родство с мифическим Гермесом или же рассказы о несметных древних сокровищах в кладовых его батюшки? Почему ты не отправил своих людей проверить правоту его слов? Тебе мало было своего золота и серебра? Или твои рудники истощились? А может продажа Черного дурмана перестала давать прибыль?

Аби вздрогнул. Лишь очень узкий круг посвященных ведал об этой статье дохода. Это была весьма неплохая задумка. Да что там неплохая, великолепная! Аби лишь на секунду не задумался, когда Деянира предложила в нескольких далеких горных поселениях выращивать на полях невиданные красные цветы с черной сердцевиной.

Как выяснилось, она случайно обнаружила их в лесу. Растение ей понравилось, особенно странные коробочки, в которых хранились семена. Она высадил целую клумбу в дворцовом саду, а вскоре обратила внимание на странную молочную жидкость, что текла из сломанных стеблей.

Неизвестно почему, царица решила ее собрать и попробовала. Состояние после приема привело в восторг. От царского лекаря узнала, растение выращивалось в далеком Кхитае. А сюда его по всей видимости занесли птицы. Лекарь назвал эти цветы Черным дурманом. Эти два слова как нельзя точно передавали всю суть страшного цветка.

Понимая, что высаживать плантации и продавать дурман публично, нельзя. Деянира устроила плантации высоко в горах. Специально обученные рабы два раза в год срезали головки цветов, потом несколько дней держали растение под тяжелым прессом, измельчали, сушили и превращали в почти невесомую бурую пыль.

Полученная смесь пользовалась хорошим спросом, как в храмах, где ее в маленьких дозах использовали для лечения различных заболеваний, так и среди обычных людей, желающих позабыть о своих проблемах. За одну маленькую горсточку только в Афинах и на Кипре давали не меньше сотни золотых оболов, что говорить о стовратных Фивах и других городах! Ну и что из того, что употребляя его, человек самым кратчайшим путем шел к своей могиле и переставал быть себе хозяином? Главное в ином — крупинка порошка дарила абсолютно новый мир.

— А ты знал, что Ипполит обожал этот самый Черный дурман?

Аби вздрогнул. Это прозвучало, как гром среди ясного неба, и царь попытался возразить, но сразу осекся. Перед ним будто наяву возникли возбужденно горящие глаза будущего зятя. Почему он никогда не обращал внимание на его несколько бессвязную речь и резкие перепады настроения от неудержимого веселья до полной депрессии! И еще, Ипполит постоянно что-то доставал из мешочка, висящего за поясом, и с нескрываемым наслаждением вдыхал.