Тайный кабинет имел тайную же сигнализацию — особой конструкции радиопередатчик, присоединенный к часам, которые необходимо было раз в сутки заводить. Когда ничего не происходило, этот небольшой передатчик излучал равномерные сигналы, за которыми следил охранник в большом кабинете. Если сигналы прекращались, следовательно, что-то было не так. В экстренных случаях предупреждение могло быть отослано и другим способом.

Из этого парижского кабинета щупальца Жильбера протянулись во все правительственные учреждения Германии, и не только в Берлине и Париже, но и в Брюсселе, Гааге, Копенгагене — одним словом, везде в оккупированной Западной Европе. На него трудились лучшие сотрудники советского Разведуправления. Контакты с Москвой осуществлялись в основном по радио. Треппер располагал приемо-передающими устройствами в Брюсселе и Гааге, тремя в Швейцарии, новыми установками в Берлине и двумя во Франции: одним — в Париже, обслуживаемым беженцем из Польши, другим — в Пекёзе юго-западнее Парижа, за который отвечали Робер и Люси, оба французские коммунисты.

Главного офицера службы сигнальной связи сети называли профессором, ибо его знания по части методов радиопередач были просто уникальные. Его тоже звали Гансом, а также Германом и Бергманом. А его настоящее имя было Иоганн Венцель, он был родом откуда-то из Восточной Пруссии. Стареющий мужчина, всю жизнь посвятивший Коминтерну, профессор страшно уставал от такой работы.

До июня 1941 года его рация на вилле в Брюсселе была в прекрасном состоянии и в любой момент готова к использованию, но передач она не вела.

Потом «профессору» внезапно потребовалось работать на полную мощь, как и всем его коллегам, рассеянным по территории Франции, Голландии и даже Германии.

Ведущие радиоперехват службы Канариса, Funkabwehr навострили уши на их станции в Кранце в Восточной Пруссии. Сигналы были быстро записаны и срочно отправлены в Берлин, но, как наилучший дешифровальщик ни пытался разгадать код, ничего у него не вышло.

Funkabwehr находился под командованием майора Вернера Ф. Флике, слывшего волшебником, если дело касалось обнаружения передатчиков. Не сразу, постепенно, посредством бесчисленных экспериментов и ошибок, сотрудники Флике все же нащупали трассу от Норвегии до самой Германии, через Голландию в Бельгию и, наконец, в Брюссель, в его пригород Эрбет и затем на конечный пункт — на виллу на улице Дезатребат.

Прощупывание это продолжалось около 6 месяцев. И завершилось в тот фатальный день — 13 декабря 1941 года. В ту ночь виллу окружили агенты абвера и Geheime Feldpolizei. Ровно в 23:30 агенты, натянувшие поверх обуви толстые хлопчатобумажные носки, прокрались в виллу и добрались до второго этажа. Ни один из троих советских сотрудников — дежурных — не услышал их. Немцы схватили и их, и почти все радиооборудование, но в последний момент один из русских — рослый мужчина Михаил Макаров — все же сумел уничтожить кодовые книги. Кроме того, профессора на вилле не оказалось.

Большой шеф, как выяснилось, находился в тот день в Брюсселе и вскоре после того, как на виллу нагрянули абверовцы, тоже явился туда передать срочные сведения. Его тут же схватили, но он, поняв, в чем дело, отреагировал чрезвычайно быстро — выдал себя за торговца кроликами, причем настолько убедительно, что немцы ему поверили и отпустили с миром. Он немедленно предупредил свой аппарат. Большинство агентов успели скрыться, избежав немецкой петли.

Треппер возвратился в Париж, а Сукулов (Гуревич) поехал в Марсель. Вся агентура осталась на попечении молодого полковника по фамилии Емеров, действовавшего под псевдонимом Бордо. Профессор принимал все радиограммы у себя дома в Брюсселе. Немцам потребовалось еще полгода, чтобы определить его местонахождение. 30 июня 1942 года они наконец арестовали профессора, взяв его с поличным — он как раз передавал в Москву оказавшееся последним сообщение.

Профессор оказался первой действительно крупной рыбой, угодившей в расставленные абвером сети, и армейская разведка принялась вовсю обрабатывать его. Не выдержав побоев, старый большевик сломался и выдал весь разветвленный аппарат — его партнеров, коды, правила, одним словом, всю советскую шпионскую организацию[47]. Ворота распахнулись.

В папках абвера хранятся сотни перехваченных сообщений из Москвы и в Москву. Среди них обнаружен приказ, посланный годом ранее Сукулову. Согласно этому приказу, Сукулов должен был отправиться в Берлин и передать Харнаку, чтобы тот усилил работу. Будучи уверенными, что шифр надежен, к тому же под давлением внезапно изменившихся обстоятельств, русские агенты допустили ряд оплошностей в Брюсселе, включив в сообщение даже имена и адреса агентов, с которыми у Сукулова предстоял ряд встреч.

Теперь абверовцы с помощью профессора смогли ознакомиться с этим донесением. В нем сообщалось:

«KLS для RTX. 1010. 1725. 99wds. qbt. От директора Кенту, лично. Немедленно направьтесь по трем адресам, упомянутым ниже, в Берлине и установите, почему радиосвязь постоянно прерывается. В случае дальнейших прерываний займитесь этим вопросом сами. Работа трех берлинских групп и передача сведений первостепенной важности. Адреса: Нойвестенд, Альтенбургер-аллее 3, третий этаж направо. Каро. — Шарлоттенбург, Фредерисия-штрассе 26А, второй этаж налево. Коппи. — Фриденау, Кайзерштрассе 18, четвертый этаж налево. Адам и Грета Клакхоф. Запомните: «Ulenspiegel». — Пароль везде: «директор». Извещу до 20 октября. Во всех трех местах возобновить (я повторяю!) возобновить план радиопередач — утро пятнадцатого. qbt. 50385. ar. KLS для RTX».

Год и 12 дней спустя после отправленного сообщения, 30 августа 1942 года, гестапо арестовало Шульце-Бойзена, в тот момент, когда он выходил из здания министерства ВВС. Три дня спустя на летнем курорте взяли Харнака. Один за другим музыканты «Красной капеллы» были подвергнуты аресту, только Сукулов и Треппер сумели скрыться от преследования. Сукулова выследили по пути в Марсель и арестовали прямо в поезде в ноябре 1942 года. Начались поиски «Большого босса» — самого Польди Треппера. Гестапо явилось к нему на фирму Simex Company, но господин Жильбер отсутствовал. На его столе, однако, немцы обнаружили календарь встреч. Там были перечислены периодические визиты Треппера к его дантисту. Абвер арестовал Треппера, когда тот сидел в кресле зубного врача[48].

Италия вступила в войну 10 июня 1940 года, без особой спешки и в то же время не желая упустить возможность воспользоваться преимуществами, обусловленными падением Франции. Гитлер с неохотой допустил Муссолини к участию в боевых действиях. Фюрер не сомневался, что предполагаемые беды, которые не мог не принести с собой дуче, не повлияют на исход войны. Он вспомнил издевательскую реплику времен Первой мировой войны, приписываемую генералу фон Фалькенхайну. Когда в 1915 году кайзеру доложили, что Италия задумала перейти на сторону противника, фон Фалькенхайн принялся уверять монарха, что это не возымеет значения. «Видите ли, ваше величество, — сказал он, — если они будут против нас, нам понадобятся 10 дивизий, чтобы разбить их. Если они будут за нас, нам понадобятся те же 10 дивизий, чтобы спасти их».