Кольцо Феофила Гроттера, раскалившись,выбросило тройную красную искру. В темном классе полыхнула ослепительнаявспышка. Баб-Ягун и Ванька, как картонные фигуры, разлетелись, опрокинув парты.Даже Зубодериха едва устояла на ногах. С гроба на колесиках сорвало крышку.Старинные рамы, сохранившиеся со времен Древнира, разом лишились всех стекол.

Таня, покачиваясь, встала. Виски у нее ещеныли, но боль уже прошла. Почему-то она была уверена, что роковой сглаз уже невисит над ней Дамокловым мечом. Она сумела исцелиться, но как? Этого она и самане понимала. Более того, заклинание, которое она только что выкрикнула,помнилось ей уже как-то смутно.

– Тройная красная искра! Ну Гроттершадает! И это на «белом» отделении! Да сам Клопп никогда не выпускал больше двухкрасных искр сразу! – услышала она пораженный возглас Гробыни.

«Темные» маги смотрели на нее с уважением,«белые» – со страхом и непониманием. Ванька и Баб-Ягун, морщась, поднимались наноги. На их лицах были обида и непонимание. К Тане они уже не подходили.

Она сама бросилась было к ним, чтобы попроситьпрощения, но Ягун с Ванькой отстранились, и она замерла. Всем ясно было, чтопроизошло что-то ужасное, неожиданное, что-то, что не должно было случиться…

Зубодериха слепо нашаривала на полу треснувшиеочки. Наконец кто-то подал их ей, и она сумела их надеть.

– Всем выйти из класса! Гроттер,останься! Кто-нибудь позовите Сарданапала, – крикнула Зубодериха севшимголосом.

Таня не запомнила, когда из класса выскользнулпоследний ученик и вошел академик Черноморов. Она опомнилась, лишь когдавспыхнули светильники. Оказалось, что она стоит посреди класса рядом сопрокинутой партой, а Сарданапал с Зубодерихой неотрывно смотрят на нее, словнопытаются увидеть что-то глубоко сокрытое.

– Я не знаю, как такое могло произойти… –оправдываясь, торопливо говорила Зубодериха. – Я вызвала Гроттер, потомучто была уверена, что она справится. Ей не грозило ничего серьезного. Отводящеезаклинание совсем несложное, и потом, я была рядом… Но Гроттер… Вы сами видите,академик, она сняла роковую порчу сама, причем очень странным образом. Даже незнаю, сможет ли она теперь оставаться в Тибидохсе. Она произнесла… – тутЗубодериха, пугливо прикрыв глаза и крепко обхватив ладонью свой перстень,что-то шепнула на ухо Сарданапалу.

Шепнула совсем тихо, но Таня все равноразобрала часть фразы. Зубодериха сказала: «Три красные искры».

Академик удрученно покачал головой, а потомповернулся и, поманив Таню за собой, вышел из класса. До самой лестницы,ведущей к его кабинету, он молчал. Оба его уса задумчиво подрагивали, а борода,обвившись вокруг шеи, старомодным шарфом стекала по плечу.

Белый маг выглядел порядком озадаченным и дажерастерянным. У лестницы он повернулся к Тане и, не глядя ей в глаза, произнес:

– Я, конечно, все понимаю: ты быланапугана, тебе было больно. Эта роковая порча крайне неприятная вещь… Нооткуда, клянусь волосом Древнира, тебе известно запрещенное заклинание высшеймагии, которое не осмеливаемся использовать даже мы с Медузией? Заклинание,которое так любила использовать Чума-дель-Торт?

* * *

Для Тани начались тяжелые дни. Ребята из«белых» магов избегали ее или пугливо косились, а «темные», напротив, наперебойзаискивали, что было не менее неприятно. Гробыня присмирела, а Гуня Гломов, тотвообще, открыв рот, ходил за ней хвостом, как некогда у лопухоидов ГенкаБульонов. Это было потешное зрелище – невысокая девочка и громадный длиннорукийоболтус, который, зазевавшись, все время наступал ей на пятки.

– Ты что, Глом, тоже мечтаешь банкограбить? А шапочка с прорезями у тебя есть? – иногда с досадойнабрасывалась на него Таня.

– Ты чё? – недоуменно говорилГломов.

Банков в Тибидохсе не было, а шуток Гуня непонимал. А потом кто-то сказал Тане, что Гломов действительно изготовил себешапочку с прорезями и бродил в ней вечером по Залу Двух Стихий, изо всех силстараясь допрыгнуть до люстры и свинтить с нее золотые шишечки. Так Гломов ипрыгал, пока его не поймал за ухо один из атлантов.

Профессор Клопп, который раньше терпеть не могТаню, тоже резко переменился. Он слащаво улыбался, а во время урока подходил игладил ее по головке своей потной ручкой. Более того, он поставил ей в журналцелых две пятерки подряд, хотя Таня так и не смогла сварить из перебродившихмухоморов, ушной серы циклопов и крылышек дохлых мух эликсира болтливости.

А в другой раз, когда все уже разошлись,профессор Клопп попросил Таню остаться и показать ему свой перстень. Таненеудобно было сказать «нет», и она вынуждена была протянуть Клоппу свое кольцо.Глава «темного» отделения долго рассматривал его красненькими глазками. Егоприпухшие, с вылезшими ресницами веки озадаченно моргали.

– Я сошель с ума! – пробормоталКлопп. – Этот колец для «белой» магия! Почему он не расплавился после трехкрасных искр?

Перстень прадедушки Феофила неожиданно ожил.

– Кто это там еще болтает? –брюзгливо спросил он.

Услышав этот голос, суровый профессор Клоппнеожиданно вздрогнул и втянул голову в плечи.

– Я спрашиваю, кто там болтает? – сраздражением повторил перстень.

– Это есть вы, магистр Феофил? –испуганно спросил Клопп.

– Кто это назвал меня по имени?.. –подозрительно поинтересовалось кольцо. – Ах да, малютка Клоппик? А ну маршв угол, дрянной мальчишка, и не смей выходить до конца урока!

– Я… Как вы смеете? – возмутилсябыло Клопп, но кольцо не обратило на его писк ни малейшего внимания:

– Если еще раз увижу, что ты грызешьпальцы на ногах, пьешь противомозольный декокт и прячешь под одеялом скунса,это станет известно всему Тибидохсу! – отрезало оно.

Профессор Клопп отшатнулся, выронил перстеньи, беспрестанно оглядываясь, засеменил к своему гамаку. Он выгляделраздавленным. Таня подняла перстень и надела его на палец.

«Ну и дела! Так вот какие штуки вытворялкогда-то Клопп! Грыз пальцы на ногах и пил противомозольный декокт!» –пораженно подумала она. Ей сложно было поверить, что профессор был когда-тотрудным подростком да еще и учился магии у ее прадедушки Феофила Гроттера.

– Малютка Клоппик! – повторила Таняи засмеялась, решив, что обязательно расскажет об этом прозвище Ваньке иБаб-Ягуну.

Жаль только, что Ванька и Баб-Ягун не то чтобыпоссорились с ней – после того случая они довольно скоро помирились, но Танянередко ощущала на себе их настороженные взгляды. Оба ее приятеля хотели, но немогли относиться к ней так же, как и прежде…