Егерь только всплеснул руками. Мне показалось, что он даже рад был нежданному явлению Родиона народу. Это избавляло его, Сему Моисеенко, от необходимости раскрываться. Он мог позволить себе роскошь оставаться таким, каким ему хотелось: этаким кондовым архиевреем, к месту и не к месту тащившим в разговор анекдоты, прибаутки и ссылки на тетушку Риву.

Мы расселись по креслам и на диван. Родион включил телевизор, и я увидела на экране дорожку, ведущую к дому Егеря, и белую калитку.

— У вас тут даже инфракрасные камеры есть? — спросила я.

— Все есть, Мария, — серьезно сказал босс. — Все, что нужно для работы. И работа эта ведется уже достаточно давно. Наверное, только теперь ты созрела для того, чтобы я все рассказал тебе по порядку.

— Да, но прежде объясните мне, где… — Я мельком оглядела комнату, — то есть с какой целью вы скрывались?

— А разве тебе неизвестен тот прокол, который я допустил на пруду, где на следующий день нашли убитого Уварова?

Я разжала губы и процедила:

— Да. Значит, Злов был прав. Значит, это вы, все-таки вы застрелили его. А я сомневалась до последнего, хотя улики были слишком бесспорны.

— Злов, наверное, показывал видеозапись этой злосчастной сцены, из-за которой все пошло кувырком? Ну конечно же, он тебе показывал.

— Родион Потапович, кажется, вы пообещали прояснить передо мной ситуацию. А вместо этого навешиваете дополнительные вопросы. Что касается видеозаписи, то мы еще вернемся к этому вопросу. А теперь я вас слушаю.

Наверное, я выглядела весьма сурово, говоря это, потому что Шульгин поперхнулся на полуслове и переглянулся с Моисеенко.

— Хорошо, — сказал Шульгин, — с самого начала так к самого начала. Истории о моей юности и о том, как учился на киевском истфаке, как сдружился с известными тебе людьми и все вокруг этого — я думаю, это мы перетирать не будем. Тебе наверняка уже прошлись по ушам не одной байкой на мой счет, правдивой или же вымышленной. Наверно, особенно усердствовал Саша Ракушкин, мой первый руководитель практики, — он мастер на такие штуки. Начнем с того, что два года назад ко мне обратился один человек, имени которого я называть не буду. В свое время я свел с ним весьма полезное знакомство, и он оказал мне услугу. И теперь он предложил оказать мне ответную услугу.

— Человека звали звали Георгий Самуилович Ключников, он же Чистый, он же Семафор, он же вор в законе Ключ? — энергично перебила я.

— Знаешь!.. — вспылил босс. — Если ты уселась слушать, так уж слушай, а не встревай после каждого слова.

На минуту воцарилась тишина. Босс поглаживал подбородок, не бритый, надо полагать, уже около недели. Потом он сказал:

— Допустим, что фамилия этого человека действительно была Ключников. Для краткости будем звать его Ключом. Так вот, Ключ обратился ко мне с просьбой расследовать одно запутанное дело, за которое отказывались браться и менты, и криминалитет. А если уж Ключ был вор в законе, то он имел к нему самое прямое отношение, к криминальному-то миру. Дело осложнялось тем, что разворачивалось на Украине, где у меня, мягко говоря, не такие сильные связи и каналы информации, как в России, и в Москве особенно. Разговор шел о так называемой «черной археологии», процветавшей в Крыму и в прочем Причерноморье. Нет смысла объяснять, что это такое: тебе, конечно, подробно объяснили, да ты и сама навела уже справки. Ключ обратился ко мне не случайно. Я уже некоторое время наводил справки о так называемых «черных археологах», потому что у меня появились подозрения относительно моего старого друга Коли Кудрявцева. Как оказалось позже, они подтвердились.

— Почему же Ключ обратился к вам? Если он был смотрящим по здешним местам, то у него были полномочия — ого-го-го! Не то что у вас, залетного детектива из России.

— Потому что он уже пара месяцев, как отошел от дел, и именно из-за того, что вмешался в раздел археологического пирога. Тут были небольшие разборки, сменились хозяева местных археологических Клондайков, а для свежей поросли старые… гм… кадры, как известно, не указ. К числу тех, кому сам черт не брат, а Ключ не указ, относились и нарецкие царьки — Злов и Артист, он же Козлов.

— Царствие ему небесное, — шепотом сказал Сема Моисеенко, но я услышала. Впрочем, от комментария воздержалась.

— Ты только не думай, Мария, что вор в законе, заботящийся о произведениях искусства, — это только в кино, вроде Барона в «Бандитском Петербурге», который с риском для жизни сберег картину Рембрандта, выкраденную из Эрмитажа. Тут таких картин Рембрандта, только в ископаемом эквиваленте, море разливанное.

— Не в буквальном смысле, конечно, картин, а вещей, сопоставимых с ними по ценности, — сказал Сема Моисеенко, нюхая табак.

Так вот, Мария, Ключ хотел создать специальное учреждение, которое надзирало бы за национальным достоянием, хранящимся вот в этой земле. Но для этого нужно было пробить соответствующее постановление через Николаевское законодательное собрание. Представляешь: человек, всю жизнь враждовавший с законом, намеревается пробивать — в законном порядке — постановление о создании структуры, которая получила бы лицензию на охрану всех археологических памятников в Николаевской области! Ключников готов был сам финансировать эту структуру, лишь бы она работала бесперебойно и честно. Нет, он вовсе не альтруист, просто считал, что потрошить могилы бесчестно. А ведь все основные ценности, Мария, достаются именно из захоронений древних.

Я бросила взгляд на серьезного босса, потом на безмятежного Моисеенко, который нюхал табак с таким видом, словно это его совершенно не касалось. Родион Потапович между тем продолжал:

— У Ключникова были действительно огромные средства, часть которых он хотел употребить именно на это святое дело. Я взялся ему помочь. Он знал, что я занялся «черными археологами», он даже назвал мне имя Кудрявцева, которое фигурировало в моих разысканиях. Информированность удивительная. Но для того, чтобы обосновать необходимость создания подобной охранной структуры, чтобы дать ей эксклюзивную гослицензию на охрану памятников — представляешь, сколько может стоить подобная лицензия?! — нужно было доказать. Доказать, что идет разворовывание и осквернение памятников старины. Это знает каждый, об этом рассказывает каждый, но шепотом на кухне. А нужно было сказать об этом во всеуслышание, привести доказательства того, что порочная практика существует, что она огромна и повсеместна, что «черные» хорошо организованы и оснащены, что их консультируют настоящие ученые-историки, которым из-за их нищенской зарплаты ничего не остается, кроме как идти в подпаски к бандитам. Но ты даже не представляешь, Мария, насколько это сложно, если учесть, что во главе «черных» стоят влиятельные чиновники, милицейские чины, даже из судебных органов и прокуратуры некоторые в доле! Ведь это необычайно прибыльно. Так вот, я занялся этой утопией. Да, сначала это показалось мне утопией, тем более что расследование носило сезонный характер и результат могло дать преимущественно в теплый период года. Но потом я вошел в тонус расследования, держал его в голове непрерывно, даже несмотря на то, что параллельно вел другие — в Москве. Правда, те преимущественно взяла на себя ты.