Он задумался, не заменить ли сок чем покрепче. Но нет. Было еще рано.

Почему массмедиа это делают? Будущая компенсация за моральный ущерб будет в разы превышать их нынешнюю прибыль. В течение нескольких дней на его фамилии заработают многие. А если до него доберется Элиминация, то компенсацию вообще не надо будет платить. Латентное дерьмо, уверенное в своей безнаказанности, поливает его на сотнях блогов хамскими комментариями. Он стал загнанным зверем. Но он не сдастся так легко. Они не знают о том, о чем знает он. Зверь очень быстро сам превратится в охотника.

Коммуникатор заиграл первые ноты «Роты». Он огляделся вокруг. Наверх вылезло ТС от Элизы — будет через две минуты. У этой девчонки нет личной жизни. Она на работе, когда он возвращается домой, утром работает, хотя он не успел еще выйти из дома. Сейчас, перед выборами, она расстается с ним максимум на четыре-пять часов. Они оба сидели на «Несне». Но за такую зарплату, может, и стоит. Нет, суть не в зарплате. Их объединяло что-то, что выходило за рамки отношений шеф-ассистентка. Она заботилась о нем как мать. Он скривился от такого сравнения — с матерью не трахаются.

В кухню вошла Мариола Крушевская — сонная, в шелковом халате и пушистых тапочках. Подошла к мужу, обняла его сзади, положив голову ему на плечо. Она была теплой. Это раздражало, но он себя не выдал.

— Я просыпаюсь, ты уже встал. Вчера, когда ты вернулся, я уже легла.

— Знаешь, что произошло? — Он обернулся и обнял ее. Но мыслями был далеко.

— Я видела. — Она обняла мужа в ответ. — Не переживай, все образуется. Сделать тебе кофе?

Он покачал головой. Ничего не образуется. Баба-камикадзе мертва, ее отпрыск в Элиминации. Нет никого, кто мог бы ответить на вопросы, а вопросы останутся. После выборов они поблекнут и забудутся, но не исчезнут. Ему придется научиться с этим жить. После выборов…

Охранник в будке открыл ворота, впуская черную Татру. Крушевский предпочитал садиться в машину в собственном дворе.

— Сегодня вечером благотворительный бал в Бристоле, — он взял со спинки стула пиджак. — Будь готова к семи. Я заеду за тобой… Нет, скорее кого-то пришлю. Меня ждет очень напряженный день. Могу не успеть.

— Я надеялась, что вечером мы сможем побыть вдвоем.

— Это решающая неделя. Потом либо переедем на Банковую площадь, либо нас ждет много свободных вечеров. Сегодня вечером будет официальный прием. Я должен там быть.

— Я хотела бы провести вечер только с тобой.

— Выдержи эту неделю. — Он поцеловал жену на прощание и пошел к дверям. — Выспись.

Охранник ждал возле порога с зонтом. Крушевский коротко с ним поздоровался, и оба пошли по аллее. Татра, вымытая и покрытая воском, все равно сохранила следы вчерашних событий.

В качестве приветствия он поцеловал ассистентку в щеку. Она, как всегда, вышла из машины. И, как всегда, выглядела восхитительно.

— Не стой под дождем, — он жестом пригласил ее внутрь.

Она помахала с улыбкой женщине в окне. Он тоже помахал жене и сел в знакомый салон с запахом хорошего табака. Теперь он почувствовал губы Элизы. Да, здесь он был больше дома, чем… чем в самом доме. Даже завтраки и ужины он ел здесь. Здесь и разговаривать было безопасней. Фирма «Варта», у которой он арендовал этот лимузин, гарантировала своим клиентам защиту от вторжения, несмотря на их политические взгляды и профессию. В течение последних двух месяцев дома он только спал. Хотя нет, «только спал» дома он уже несколько лет и даже не мог припомнить момент, в который посреди их кровати появилась демаркационная линия. В последнее время у них с женой вместе хорошо получалось только позировать перед фотокамерами. Он порой задумывался, не подозревает ли она чего. А может, она просто потеряла к нему интерес и хотела только хорошей жизни?

Двери задвинулись, отрезая их от мокрого утра.

— Как ты? — Элиза улыбнулась, как будто не существовало вчера.

— Хорошо. — Он пожал плечами. — Я ожидал толпу репортеров под воротами. Я бы съел сейчас…

Она подсунула ему бумажный пакет. Он развернул бумагу, вдыхая аромат, о котором мечтает каждый, кто пару часов уже ничего не ел. Вкусный кофе, теплая булка с беконом, сыром и овощами и небольшой витаминный коктейль. Все что нужно.

Он выдвинул столик и нажал на кнопку интеркома:

— Едь осторожно. Я ем, — сказал он, после чего вспомнил о чем-то, и другой кнопкой открыл бронированную перегородку между отделениями салона. — Как дела?

Охранник сидел за рулем. Глянул в зеркало.

— Выдвинут обвинения, — сказал он, искренне благодарный за заботу, — но я не парюсь. Полномочия не превышены. Лицензию не заберут. Когда нападающих несколько, можно использовать любые средства.

— Доказательства не оставляют сомнений, — кивнул Крушевский. — Нападающих было несколько сотен. Я забыл поблагодарить тебя, Олаф. Спасибо. Ты получил повышение. Если будет нужно, найми себе хорошего адвоката. Тебе нечего бояться.

Охранник только кивнул и сказал:

— Нам нужен новый водитель.

— Тот ушел?

— Он… не вернется на работу. Пока что водить буду я. Нужно подыскать кого-то получше.

— Не знаю, что бы я без тебя делал. — Он кивнул и кнопкой поднял перегородку.

— Немного социопсихологии? — спросила Элиза.

— Нет, это искренне. — Он впился зубами в булку, прожевал и только потом закончил: — Может, я банальные вещи уже делаю механически, но у меня другие приоритеты.

— Завязывание галстука — это банальная вещь, — она потянулась к его шее и поправила узел, — но из-за этого ты теряешь рейтинг. Твоя жена не умеет этого делать.

— Я сам завязывал. Что на сегодня?

— Много отмененных встреч. Это нехорошо.

— Сам знаю. Конкретнее.

— Парень из «Речи Посполитой» тоже отменил интервью, зато тебя добивается желтая пресса. Я систематически их сливаю — это только помешало бы. Завтра до девяти мы свободны.

— На ближайшей неделе мы не свободны ни одной минуты. — Он достал коммуникатор и написал короткое ТС. — Это хорошо, что сейчас ничего не происходит. Решу одно незаконченное дело.

— Я — твоя ассистентка, — с улыбкой заметила Элиза. — Поручи это мне. Используй меня.

— Использую, об этом ты не переживай. Но это мне нужно решить самому.

* * *

Яцек Липняж наклонился за банкнотой, подгоняемой ветром. Он не первый раз находил деньги на улице. У него в мыслях промелькнуло, что это может быть Провокация. Нет, точно нет! Что же это за Провокация? Поднимая потерянную купюру, он ни у кого не крадет! Банкнота, которую гонит ветер, ничья и принадлежит тому, кто ее найдет. Просто ему везет, только и всего.

Он спрятал купюру в карман. Деньги — это деньги.