– Сын аптекаря? – переспросила я. – Это может иметь значение? Доктора принца говорили, что посылали аптекаря осмотреть человека, который, возможно, заболел потливой горячкой, но выяснилось, что у него просто был жар и озноб.

– Они говорили, что взяли часть трав для бальзамирования у деревенского аптекаря. А что, если этот парень приносил травы в замок? Все это было уже после смерти принца. Ручаюсь, наши прославленные доктора не стали бы пользоваться скромной аптекой – да еще деревенской – для своих предписаний, когда Его Светлость заболел. Я зайду за тобой завтра через час после мессы, – продолжал он. – Оденься снова, как парень. Я достану тебе коня, и будем надеяться, что человек деревенского вида и два паренька не привлекут ненужного внимания того, кто здесь наблюдает за происходящим.

– Как тот человек в плаще на стене? Мы могли бы отправиться туда и попытаться посмотреть, кто это.

– Не стоило. Если это был Суррей, он бы рассердился. Если это был человек, который не хотел, чтобы его обнаружили, – кто-то, кто знает, как пройти по замку, несмотря на всю охрану, – он бы успел скрыться до нашего прихода. Если он опасен, нам не нужно было давать ему понять, что мы следим за ним или выясняем обстоятельства смерти принца.

– А если там, наверху, был призрак Глендура, – вставила я, чуть покачивая его руку, радуясь тому, что я рядом с Ником, – он встретится нам завтра в лесу.

– Не шути так, – он нахмурился и слегка сжал мою руку. – Я жил с призраками годы – с теми, кто был предан и убит, – и не буду знать покоя, пока справедливость не будет восстановлена.

Королева Елизавета Йоркская

Король нечасто посещал мои покои, но вот он пришел сюда, без доклада и один. Я отвернулась от окна, в котором виднелось серое небо над Лондоном, потому что мы уже вернулись в нашу столицу. Как бы мне хотелось быть одной из этих чаек, которые хрипло кричат и кружатся над стремительной Темзой и летят к Ладлоу. Но я отправила своих лазутчиков, Ника и Верайну, чтобы они были моими глазами и ушами – и сердцем – там.

– Мой дорогой король, – торопливо произнесла я, едва он закрыл за собой дверь и вошел в мою приемную. – надеюсь, вы не с дурными вестями?

– В каком-то смысле, – ответил он, оглядываясь, несомненно, чтобы убедиться, что я одна. В последнее время я часто бывала одна, потому что одиночество и печаль устраивали меня, хотя мои придворные дамы огорчались, когда я отпускала их. Слава Богу, по крайней мере, Генрих пришел не тогда, когда я навещала спящие изображения своих умерших детей всего через две комнаты отсюда, а то он бы решил, что я действительно потеряла рассудок.

– С нашим сыном Генри все в порядке? – спросила я.

– Да, он здоров и бодр, как всегда, и вполне сознает свое высокое положение. Но я пришел сообщить вам новости о вашем «важном деле», прежде чем вы услышите их от кого-либо другого, – сказал он и повел меня за руку к столу, усадил, затем придвинул ближе другой стул. Сел, поставив локти на колени, наклонился вперед и снова взял мои руки в свои ладони.

– Услышу от кого-либо другого? Вы говорили кому-нибудь о том, что я хочу знать ответы на вопросы относительно убийства моих братьев?

– Нет, конечно. Я имею в виду, что вы можете услышать о том, что я осадил Тиррелла в нашем собственном замке в Кале. Вы были, несомненно, правы, – сказал он, покачивая головой, – подозревая его, во всяком случае, в двуличии при выражении преданности нам. И это после всего того, что я сделал для этого человека! Я приказал ему вернуться домой для допроса, но он отказался, утверждая, что не может в данный момент оставить командование крепостью Гин в Кале, и сказал, что был в Лондоне совсем недавно по случаю свадьбы принца.

– Должно быть, он догадался, что его подозревают в причастности к гибели моих братьев. А если у него совесть нечиста…

– Боюсь, что у этого невежи с низкой душонкой нет никакой совести. Он обманул меня и бросил мне вызов. Я получил сообщение от моих шпионов из Франции, что, хотя Тиррелл утверждает и делает вид, что верен нашему трону, он в течение многих лет и даже сейчас дает пристанище и содействует разным йоркистским мятежникам и сторонникам в том самом месте, которым я доверил ему командовать!

– Я знала, что он недостоин присутствовать на свадьбе Артура или на турнире, который состоялся после. Он даже был на моей коронации много лет назад. Почему, когда трон стал вашим, вы не конфисковали его земли или не лишили гражданских и имущественных прав, как других йоркистов? Почему вы простили его?

– Говорите не так громко, Элизабет. Он был во Франции во время битвы при Босворте, следовательно, не мог содействовать королю Ричарду. Кроме того, я нуждался в ком-то вроде него – так же я использовал графа Суррея, – в человеке, который стремится доказать свою преданность нам. Оба они были йоркистами, которые видели справедливость моих притязаний на трон, во всяком случае, я так считал. Я полагал, что нуждаюсь в Тиррелле как во вдохновляющем примере. Но вот я пришел сказать вам, что две недели назад, когда я узнал о его вызывающем поведении, я приказал английским войскам взять замок и доставить Тиррелла ко мне. Началась осада, и он продолжал сопротивляться. Ему был обещан безопасный выход, но когда он вышел, то был арестован и сейчас возвращается сюда под стражей, чтобы быть как следует допрошенным.

С широко раскрытыми глазами, с бьющимся сердцем я кивала, слушая короля. Наконец-то выявилось истинное лицо Тиррелла. Слухи, что он что-то знает об убийстве моих братьев, сейчас могут быть проверены. Законченный предатель, он подвергнется допросу, несомненно, будет посажен в Тауэр, в то самое место, где нашли свою гибель мои братья. Может быть, я наконец получу ответы, и моя душа, измученная сознанием вины, получит утешение.

Но, размышляла я, когда мой муж ушел и я снова осталась одна, почему король, сделав Тиррелла действительно вдохновляющим примером, дарил его расположением, даже баловал в течение многих лет? И пока я не попросила его разыскать убийцу Ричарда и Эдмунда, неужели он никогда не усомнился в этом своем стороннике?

Во всяком случае, думала я, сидя за столом и положив голову на руки, если Тиррелл стоял за одним из самых подлых убийств и должен был скрываться во Франции, он не мог тайком прокрасться в Уэльс, чтобы повредить Артуру. Если в Уэльсе шла грязная игра, в этом нужно винить кого-то другого – возможно, человека, которого Тиррелл послал, которого он поддерживал и которому, вероятно, предоставлял убежище. Но самая большая странность заключалась вот в чем: поскольку выяснилось, что сэр Джеймс Тиррелл всегда в душе был йоркистом, зачем же ему было убивать двух юных наследников йоркской ветви, если кто-то другой не подкупил или не вынудил его? Да, мой дядя Ричард мог уговорить Тиррелла стать убийцей, чтобы расчистить ему путь к трону. Но ужасно было то, что их смерти расчищали путь и для Генриха Тюдора, моего возлюбленного мужа.

Миссис Верайна Весткотт

Думаю, мои чувства в тот день, когда мы с Ником выбрались за пределы Ладлоу, мало чем отличались от тех, что испытывала принцесса Екатерина в последний день, проведенный вместе с мужем. Я не могла дождаться, когда мы окажемся за пределами замка, а день был со свежим ветром, с солнцем, появлявшимся время от времени, – и это после запаха влажных столетних камней и пыльных гобеленов и занавесей… и тяжести смерти и траура. Несмотря на нашу ужасную задачу, я предвкушала приключение и свободу, мне тоже предстояло побыть рядом с человеком, которого я люблю, хотя, возможно, никогда не скажу ему об этом.