Полная луна ярко освещала сад. Деревья стоят еще голые, носкоро их раскидистые ветки покроются свежими зелеными листиками, вылезеттравка, появятся первые цветы, защебечут птицы, и в душе воцарится радость.Весна – чудесное время года, такое же прекрасное, как молодость. Сколько бы ниговорили люди о том, что лучший период – это зрелость, я не верю. Когдамолодость позади, разве кого-то могут утешить такие рассуждения.

– Подумаешь, нет у меня больше белоснежных зубов, густыхволос и неутомимых ног, зато имеется бесценный жизненный опыт и финансовоеблагополучие.

Сколько людей отдали бы все, что имеют, лишь бы вновь статьдвадцатилетними?

Так купила бы я своей собаке радость жизни, зная, что дляприготовления средства омоложения уничтожили других животных? Что во мнесильней – эгоизм, слепое обожание или благородство, любовь ко всему живому?

Не найдя ответа на этот вопрос, я легла в кровать и натянулана голову одеяло. «Завтра, я подумаю об этом завтра», – так говорила СкарлеттО’Хара, героиня нежно любимой мной книги Маргарет Митчелл «Унесенные ветром».

Утром за завтраком Рита поинтересовалась:

– Нашла «Бурмиль»?

– Нет, зато вечером будет готова машина.

– И на том спасибо, – буркнула Замощина, забыв спросить,сколько будет стоить «реанимация» автомобиля. Но я была рада заплатить любуюсумму, лишь бы избавиться от Риты и Масика. Удивительное дело, я люблюживотных, но кот Замощиной мне решительно не нравится.

На дворе сегодня неожиданно установилась теплая солнечнаяпогода, настоящее лето, и от радости, что в Москве наконец-то закончилась зима,я распахнула шкаф и уставилась на полки. Что, если надеть вон ту розовуюфутболочку и клетчатые джинсы? Естественно, переоденусь в «Пежо», натяну жуткоебордовое уродство, но из Ложкина хочу уехать в приличном виде. Одна беда – урозовой привлекательной футболочки глубокий вырез. Помнится, я купила ее вавгусте прошлого года, польстившись на цвет. Мне идет теплая гамма. Блондинкамподходят все оттенки розового, даже ядовитые. Но эту симпатичную кофточку такни разу и не надела. Вернее, натянула дома перед зеркалом и со вздохом сняла. Вдуше-то мне восемнадцать лет, но шея сразу выдает подлинный возраст. Как ни старайся,изменения налицо, то бишь на шее. Если можно так выразиться, то шея –ахиллесова пята женского тела. Мне бы уже следовало носить нечто вродеводолазки или повязывать на шею платочек, как делает моя подруга Лена Козлова.Очень модно, стильно, красиво… Ленка вообще умеет одеваться, и только я знаю,что под симпатичным кусочком шелка она прячет морщины и увядшую кожу. Но Ленаведь старше меня на десять лет…

Я нацепила футболочку и, раздернув пошире занавесочки,уставилась в зеркало. Старое правило хитрых женщин: хочешь быть накрашена вмеру, делай это только при естественном освещении, поставь зеркало наподоконник. Но ежели желаешь выглядеть моложе, принимая гостей, задерни вкомнате драпировки и включи электрический свет. Только не будь дурой. Шестьлампочек по сто свечей произведут совсем не тот эффект, на которыйрассчитываешь. Одно небольшое бра над диваном, и кавалер даст тебе на десятьлет меньше. Одна беда – встречаться с ним придется только вечером, что будетзатруднительно выполнить, если парень предложит руку и сердце.

Впрочем, может, я слишком сурова к себе? Вдруг ситуация нетак уж плоха?

Яркий свет залил всю комнату. Интересное дело, что у меняслучилось с шеей? Верхняя половина значительно белей нижней, и на нейнепостижимым образом пропала россыпь папилом. В глубоком недоумении ядотронулась до шеи рукой. Да она и на ощупь разная: верхняя часть нежная,шелковистая, нижняя такая, как всегда, ничего особенного. Пару минут яоглядывала себя в глубоком изумлении. Вечером мне было плохо, шея горела огнем,в носу начинался насморк… Сегодня все симптомы недомогания пропали. Простудаушла, не начавшись, омолодив ровно половину моей шеи. С ее стороны это мило,но, ей-богу, было бы лучше, кабы она исправила эту часть тела целиком. Впрочем,мне бы не помешали новые зубы, густые волосы, да и «гусиные лапки» у глазсовсем ни к чему.

Внезапно мозг озарила догадка. Я вытряхнула из пакетажутковатое бордовое одеяние и быстренько влезла в него. У платья имелсяворотничок-стойка, он прикрыл нижнюю, «старую», часть шеи. Все понятно, вчерая, раскладывая в банки крем, сваренный Орестом Львовичем, из любопытствапомазала им шею, вернее, ее часть, видневшуюся над воротником. Однако какойсногшибательный эффект! Я покупаю дорогие средства по уходу за лицом, и ни одноиз них не дало такого потрясающего результата!

Решено, сейчас еду в институт и, если мне опять велятраскладывать крем, улучу момент и намажу всю шею.

Сегодня Орест Львович был приветлив, почти любезен. Привыезде со МКАД я попала в ужасающую пробку и опоздала на работу.

Пришлось лепетать, входя бочком в лабораторию:

– Припозднилась случайно, больше не повторится, извините.

– На первый раз прощается, – вполне дружелюбно ответилоначальство.

Девушка, сидевшая у стола, подняла глаза от работы и суховелела:

– Возьми тряпку да протри стены. Жуть смотреть.

– Нет, Регина, – велел Орест Львович, – пусть сперва к Олегуза контейнером сбегает. Ступай, помнишь, куда идти?

Я кивнула, спустилась на первый этаж, прошла по длинномупустому подвалу в роддом и услышала, как в кармане звонит мобильный. Ругая себяна все корки, я вытащила трубку. Забыла отключить свой «Сименс». Еще хорошо,что он ожил тут, в помещении, где, кроме меня, никого нет, а если бызатрезвонил минут на пять раньше, в лаборатории? Орест Львович мигом бынасторожился. Ну откуда у нищей тетки, считающей копейки, мобильник? Сейчассотовый из предмета роскоши превратился в обычное средство связи, его таскают ссобой студенты, служащие, торговцы… Но все же эта игрушечка недоступна тем, ктозарабатывает пятьсот рублей в месяц.

– Ты где? – спросила Оксана.

– Да вот по делам поехала, – осторожно ответила я.

– У твоей Юли все в полном порядке, – радостно сообщилаподруга.

– У кого? – не поняла я.

– Дарья, – сердито сказала Оксана, – ты приводила ко мнебеременную девушку, переболевшую краснухой?

– А-а, – вспомнила я, – и чего?

– Анализ показал, что у нее родится вполне здоровый ребенок.

– Надо же, как хорошо, – обрадовалась я, – значит, она незря убежала от этого халатного доктора.